Подняв ружье со сгнившего пня, и закинув его на плечо Микола начал движение вперед, словно призывая Емельяна двигаться за ним. Внешне мужчины были весьма схожи. Ростом они были ниже среднего. Худощавое тело было покрыто расписной одеждой напоминающей длинную ночную рубашку, подпоясанную кожаным ремешком. Обувь была легкая, сделанная из оленьей кожи и украшенная расписным орнаментом. Широкие лица подчеркивались, сильно выделяющимися скулами, у уголка глаза виднелся ярко выраженный эпикантус, так называемая монгольская складка. Путь предстоял не долгий. Уже на горизонте за густыми зарослями, отражающими июльский зной, виднелась старая деревня, частично обнесенная покосившимся частоколом. Ветхие, почерневшие от времени дома выглядели как темные пятна, покрытые засохшим бледно желтым мхом. Издалека все дома смотрелись одинаково. Построены они были из бревенчатых срубов небольшого диаметра в один этаж. Крыша домов была двускатная, сделанная из тонких деревянных планок, обтянутых полосами выделенной бересты, сшитыми в одно большое полотнище, и покрыта накатником.
– Еще не много, ну и тяжелая нам дичь попалась сегодня. Ты посмотри, какие жирные гуси, а?
– Не то слово, жирные. Еле плетусь, отдохнем, немного, отец?
– Вот еще! Дома мальчишка Мирон в бабьем кругу вертится, негоже его надолго с ними оставлять. Еще чего доброго научат своим женским штучкам. Не отучишь потом.
Мирон рос приятным милым мальчиком с добрыми глазами и пухлыми щечками. Из-за отсутствия матери все соседи относились к нему с жалостью и запредельной нежной заботой. Мать мирона умерла при родах, от сильного кровотечения, следствием которого стало не вышедшее место ребенка. До года Мирон воспитывался в окружении трех женщин – своей крестной мамы, которая являлась его кормилицей и двух ее сестер. Спустя год после рождения, когда ребенка оторвали от груди, почувствовав чрезмерную заботу и угнетенный постоянным нахождение внука в женском обществе, Микола взял борозды воспитания внука в свои руки, запретив женщинам, видится с Мироном более одного раза в неделю. В воспитании ребенка, так же было отказано и отцу Мирона – Емельяну, который проживал с Мироном и Миколой под одной крышей. Характер Мальчику, впрочем, как и душа достались от матери. Он был совершенно не похож на своего деда и отца по духовной составляющей. Дед Микола временами злился на внука за то, что Мирон рос весьма сентиментальным и ранимым.
С молодых ногтей Микола приучал Мирона к культурной самобытности народов Манси. Едва ребенок научился ходить дед начал брать его на прогулки в лес, на озеро, на покрытые ряской болота. Старик много рассказывал о птицах и животных. Со страстным интересом рассуждал о хитростях рыбалки и охоты. А маленький Мирон лишь смотрел по сторонам, внимательно изучая окружающий мир, откладывая в своей памяти запечатленные образы и неведомые звуки, приятно ласкающие слух. И вряд ли то, что говорил ему дед, имело для него хоть малейшее значение. Он лишь временами захлебывался от приступа задорного смеха и постоянно посасывал свой маленький пальчик.
Миколу очень тревожил тот факт, что в начале ХХ века началось массовое слияние коренного населения вогулов (Манси) с русскоязычными иноплеменниками, пришедшими с Урала. Тем самым существенно сократилось численность местного коренного населения. Войдя на чужую землю со своими законами и устоями, иноплеменники казались неким апогеем, представляющим высшую степень развития цивилизации, примкнуть к которой являлось честью для некоторых единиц коренного общества. Культурное наследие и вековые традиционные основы стали угасать, местные обычая перестали почитаться с должным уважением. Мансийский язык стал медленно, но верно забываться. В обиход ворвался русский язык.
Заостряя внимание и анализируя происходящее вокруг Микола решил, что ему необходимо сделать все зависящее от него, что бы сохранить и оставить свой очерк в памяти будущих внуков и правнуков. Цивилизация развивалась стремительно, заставляя бежать с ней в одну ногу, но проблема была в том, что, если человек ловил ритм развития цивилизации, то дороги назад уже не было, и желание возвращаться в привычный ранее уклад отторгалось.
Предотвратить исчезновение народов Манси, как самостоятельную субэтническую единицу и предоставить народу право на существование – вот, что было жизненной задачей старика. С ранних лет Микола прививал Мирону достоинства народов Манси и многозначительность их сохранности, как этноса. И делал он это с весьма интересной подоплекой, опираясь на два главных алгоритма. По его мнению, воспитывать ребенка, со стороны навязанных идей и стереотипов, подкрепленных лишь страхом и угрозами, было не безопасно. Ребенок, услышав навязанные идеи, со словами «Ты должен», «Ты обязан» – отчуждал их подальше от себя, используя защитный рефлекс. Старик был уверен, что гораздо проще добиться желаемого результата через ненавязчивый разговор, который повторялся изо дня в день, забираясь в голову подобно программе, фактически являющейся зашифрованной пропагандой. А так же через игры, поскольку слово игра для ребенка ассоциировалось с веселым развлечением, никоим образом не связанным ни с работой, ни с учебой. Все заботы по дому начинались со слов, – «Мирон не хочешь сегодня поиграть?» Таким образом, ребенок начинал воспринимать, то, что преподносят, как аксиому. Единственное, что не учел Микола, то, что ребенок испытывает свое видение ситуации и подвластен внутренним чувствам, которые присуще характеру человека. Однако деда не интересовало мнение других людей, когда оно касалось воспитания. Его нельзя было назвать тираном, скорей приверженцем, а может и заложником своих принципов.
