Сколько я себя помню на улице Йем стояло небольшое кафе. Маленький чёрный домик незаметно втиснулся между гигантов из фресок и эркеров. Он прекрасно виднелся из моего окна за тонким тюлем занавесок.
Внутри, среди тёмной древесины, было уютно и стоял густой аромат кофе. Народу там водилось немного, да обитало там какое-то волшебство, так что для всякого захожего кафе становилось что второй дом. Туда часто приходили двое – мама с дочкой. Обе всегда держались за руки, одетые в пальто бурого цвета, вязаные тёмно-фиалковые шапочки и обвёрнутые зелёными шарфами. Их одежда пахла разогретым мягким пластилином. Из-под берета мамы падали каштановые волосы, а у девочки на голове творился беспорядок из огненных кудрей.
Каждый раз, когда у двери звенел колокольчик, кофевар поднимал глаза с надеждой встретить их. Они брали кофе со сливками и корицей и частенько засиживались в самом укромном уголке в уюте и тепле допоздна.
На вязаном диване мама с дочкой рассматривали большой альбом с рисунками. На них рядом с мамой часто появлялся какой-то дядя. Они выглядели так молодо вместе и оба счастливо улыбались. Мама называла этого человека папой. Она подолгу глядела на рисунки, и иногда из её глаз начинали течь слёзы. Мама запивала их кофе и крепко обнимала девочку. Лишь затем на её лицо вновь возвращалась улыбка.
Шло время, и маленькая девочка росла. Кафе ветшало и из раза в раз залатывало себя – от этого оно становилось как будто прекраснее. Время красило его. Девочка по-прежнему заглядывала туда, только теперь без мамы. В кафе она улыбалась за книгами с кофе да дымила из тонкой длинной трубки. За собой она оставляла лёгкий аромат вишни и белого шоколада.
Мама не знала, что девочка курит. Она слегла с тяжёлой болезнью, бледнела с каждым днём, а тело её холодело. Мама едва говорила и только изредка просила принести ей альбом. Она проводила пальцами по старой бумаге и нежно улыбалась. Мама увядала на глазах. Девочка волновалась, и больше всего ей хотелось увидеть папу рядом. Ей становилось интересно, кем был папа и куда он исчез. Почему его не было рядом в такое важное время? Она не могла вернуть его для мамы, поэтому согревала сердце мамы любимым кофе из кафе.
Не прошло много времени как девочка вовсе перестала появляться в кафе. В далёком поместье с бабушкой-графиней при слезах они простились с мамой и положили её в скромный семейный склеп.
Девочка ужасно скорбела. На первую пору она остановилась у бабушки. Молча они сидели в саду, вязали, смотрели на старые рисунки, пили чай и вспоминали любимую дочь и мать. Потом девочка вернулась домой и долго не появлялась в свет. Бывало она садилась на мамин диван с трубкой в руках и рассматривала альбом. Пусть она обещала себе не плакать, при виде маминой улыбки слёз ей было не сдержать.
Спустя некоторое время она заглянула в кафе. Девочка взяла кофе со сливками и думала направиться в свой уголок, как приметила там юношу. Он внимательно читал книжку с чашкой кофе в руке. Девочка хотела было занять другое место, как он поднял глаза и улыбнулся ей. Она присела супротив, закурив трубку, и стала пить кофе. Незнакомец молча рассматривал её украдкой. Волей-неволей их взгляды встречались, и девочка ненароком принялась разглядывать его. Оттого она и не чуралась ответить на его вопрос.
– Меня зовут Лорелеи, – тихо сказала она.
– Какое красивое имя, – ответил незнакомец. – Я Скайт. С детства обожал мечтать и забираться на высокие места, чтобы видеть всё вокруг, вот родители назвали так. А у твоего имени есть история?
– Да. Так зовут водяных духов с прекрасными голосами, которые посылают моряков на верную гибель к утёсам своими напевами. Но моя мама считала Лорелеи добрым лесным духом с одеждой из листьев и шляпкой из птичьего гнезда. Своим ангельским голосом она чарует всех лесных жителей. А так уж вышло, что петь я совсем не умею.
Скайт улыбнулся. Невольно Лорелеи позволила уголкам губ подняться. Через запах кофе до неё долетели исходящие от Скайта ароматы моря и смолы.