Это было в те года,
когда рыба из пруда
говорила: «С добрым утром,
дорогие господа!»
Это было в те года,
когда падала звезда
и взлетала снова в небо,
исчезая в никуда,
а под небом звёздно-синим
тихо спали города.
…
А сейчас они не спят,
а сейчас они глядят
не на звёзды, не за звёзды,
а на камни в семь карат.
Под каратами девицы…
Чмоки-чмоки… Ножки-спицы…
Губы – чистый силикон,
ходят слуги с двух сторон:
до того они худы,
что полшага до беды,
вот и ходят слуги сбоку,
чтоб чуть что – подать воды.
Мужики или пузаты,
тонконоги, волосаты,
или лысы, как сверчки,
или дохлы, иль качки…
Нет нормального народу –
глянь в бинокль или в очки!
А другой какой народ –
что попроще из ворот –
тот загадочней загадки:
вроде глянешь – не урод,
но бабла ему хватает -
лишь пожрать на Новый год!
Либо пальцев недочёт,
что такой им непочёт?
Вместо фруктов в шоколаде –
с сухофруктами компот,
и никак не совпадает,
чтоб хоть раз наоборот!
Люди видят редко сны.
Не хватает тишины.
И не внемлют дальней сини
В тёплом сне большой весны.
1
Ну, так вот, когда-то ране,
жил да был Афоня царь,
на гармони, на баяне
не играл тот государь.
Не любил он пианино,
и на арфе золотой
он сушил штаны, штанины
растянув под ладный крой:
чтобы стрелки не помять -
дабы чтила его знать,
да к тому ж, тянуло с форсом
средь народа погулять.
Царь любил под балалайку,
отложив стишки Сапфо,
поразвлечь свою хозяйку,
спев частушки комильфо.
…
Жили весело они,
пролетали быстро дни,
народили дочь и сына,
но коварная судьбина
за порогом уж ждала:
матушка занемогла
и скончалась в одночасье
в мире не оставив зла.
…
Ах, невесело Афоне!
Ходит-бродит по дворцу
в золотой своей короне
все наряды не к лицу:
то он жёлтый, то он бледный;
бедный царь! Хоть и не бедный.
Люди смотрят – вот беда:
стала в клочьях борода,
перестал сидеть на троне
их любимый царь Афоня:
так – пройдёт, по ножке пнёт,
подлокотничек потрёт
и сворачивает быстро
за ближайший поворот.
…
Нет надежды на отца –
все глядят на молодца.
А Иван-царевич право
вырос батюшке на славу:
бровью крут, а взгляд простой
вроде царь,
а вроде – свой.
Белозуб и белолик,
англицкий словарь постиг:
вэри вэл да дую спик…
И берет читать у слуг
строго только инглиш бук.
Тем не менее, и свой
не забыл язык родной:
образован – ой-ёй-ёй -
ставит точку с запятой!
И царевна молодая
вся как будто налитая,
губы алы, долог взгляд
ей дивится стар и млад.
Нет теперь таких на свете.
(Лишь – в гаремах, говорят).
Наречённая Светланой -
как цветущая поляна,
где соцветья нежит свет,
не царевна – первоцвет!
2
Долго сказка говорится,
время мчится – не унять,
царь опять решил жениться -
образ жизни поменять.
Это он, конечно, зря:
допекли послы царя!
Это ж нация такая,
что не может без затей,
семенят и обступают
со стратегией своей.
По глазам не разобрать,
что хотят к рукам прибрать.
Так хранят своё лицо,
как Кащей своё яйцо!
Вот они и сговорились,
вечерком загоношились,
а поутру тут как тут -
все к царю толпой ввалились.
…
Стали к трону подступать –
дев заморских предлагать:
всем известных – взамен местных -
в основном, конечно, знать.
Царь их слушать не хотел,
только в ухо чёрт дудел:
– Что, Афоня, в самом деле
положил себе предел?
Сам себя теперь не строжь,
был ты для жены хорош,
но что было – то уплыло…
Ты мужчина – хошь не хошь!
Чёрту б в рот засунуть кляп
да нет стражников растяп:
распустились без призору –
всё в кружалах: хряп да хряп.
Царь на алкогольный зуд
В это время был не крут:
И остался без охраны…
Чёрт с послами – тут как тут!
– Ладно, обсудить готов!-
царь и строг, да не суров,
а таких такая нечисть
оставляет без штанов!
-Батьюшка, смотрьеть-глядьеть!
Дьевка красный ньи хатьеть?
– Вот извольте, монсеньор,
разрешить наш давний спор!
Кто из фрау всех милее?
(Всех бы разом под топор!)
– Если наша запоет
даже мертвый привстает!
(Да зачем мне гробовая?
Тут без мертвых – во! – забот!..)
– А у нашей – глянь: глаза –
больше блюдца в два раза!
(И сутулая при этом…
Дааа, не горная коза!
Эта вовсе неглиже:
на последнем рубеже
раздеванье прекратила
а туда же – протеже!
Это мама что ль посла?
Вся по сути – три мосла…
А еще, как повелось,
нарастила клок волос…
Фу ты ну ты! Этажерка!
Разбирает даже злость…)
Осмотрел он все картины…
О-ох… Какие образины!
Даже рядом не стояли
возле милой Катерины.
Только вспомнил о своёй -
слёзы брызнули струёй.
– О, Феликай Гасударь!
Лучше нам по морда вдарь!
Каждый малий твой слезьинка –
чьёрный дьень на кальендарь!
– Вот возьми! Наплюй на всех!
У неё особый смех…
– Ну, о чем мне с ней смеяться,
коль она страшна, как грех?!
Тут послы переглянулись:
Оп! Нарвались не на тех…
Долго царь один прожил,
а всё ж ум не протужил -
чтобы всё одномоментно
гормональный взрыв решил!
…
Только заговор послов –
он не заговор ослов:
специально напрягали,
чтобы царь лишился слов,
наглядевшись на страшил,
чтобы бдительность забыл!
– Хошь ты нас руби, хошь весь,
хошь с чем хочешь в душу лезь,
но взгляни еще на эту
и ее детально взвесь!
Низко-низко поклонились
и к дверям оборотились.
Входит, солнце заслоня,
чёрный блеск яснее дня!
Дааа! Такую да не взвесь!
Аж затрясся царь наш весь.
До того все в нужном месте,
что в живот вступила резь.
Не ресницы, а две птицы.
Брови – соболя полет.
Царь подходит к молодице,
руку на руку кладёт.
Руку на руку кладёт
и на трон ее ведёт.