Держа в ладонях пиалу с кофе, я размышляла о том, чем занимаюсь, вернувшись домой. Одно-единственное слово привело меня сюда с Земли – я всегда надеялась его услышать, но почти позабыла о нем за прошедшие семнадцать лет.
Слово это было «дерьмо», и оно более-менее отражало мое душевное состояние.
Гроссарт пообещал встретиться со мной в кофейне «Ленивцы» на среднем ярусе Страта-Сити. Мне пришлось пробивать себе путь к столику на двоих у окна, недоумевая, почему этот столик – явно с лучшим видом – оказался свободным. Скоро я поняла: кафе «Ленивцы» находилось прямо под стартовой площадкой для дайверов и кто-нибудь из них то и дело с треском пролетал мимо окна. Создавалось впечатление, что сидишь внутри небоскреба после краха фондовой биржи.
– Повторить, мэм?
Мохнатый робот-официант преодолел сплетение трубок под потолком, смахивавшее на кишечник, и завис над моим столиком.
Я решительно поднялась с места:
– Нет, спасибо. Я ухожу. Если меня спросит мужчина… Если он спросит Кэрри Клэй, передайте: чтоб ему мочиться против ветра.
– Ну что вы, это ведь не слишком приятно.
Тот самый мужчина возник рядом со столиком, словно призрак. Я взглянула на него, когда он усаживался на свободный стул, а потом вздохнула, покачав головой:
– Боже! Вы бы хоть попытались придать себе сходство с Гроссартом, если уж не в состоянии явиться вовремя.
– Прошу прощения. Вы же знаете, что пунктуальность не для нас, марсиан. Или знали когда-то.
Я возмутилась:
– На что это вы намекаете?
– Ну, вы провели какое-то время на Земле, верно? – Он подозвал щелчком пальцев официанта, который успел двинуться по потолку в обратный путь. – Мы совсем как японцы: никогда не доверяем тому, кто уезжает, а потом возвращается. Пожалуйста, два кофе.
Я вздрогнула, когда мимо окна просвистел дайвер.
– На этот раз сделайте… – начала я, но официант уже удалился.
– Смотрите, теперь вы связаны обязательством.
Я снова бросила оценивающий взгляд на лысеющего мужчину средних лет.
– Вы не Джим Гроссарт. Даже отдаленно не похожи. Я встречала и более убедительных…
– Двойников Элвиса?
– Кого?
– То же самое говорили про Элвиса, когда он оставил затворничество. Что он выглядит не так, как ожидали поклонники.
– Понятия не имею, о ком или о чем вы толкуете.
– Разумеется, не имеете, – сказал он, торопливо переходя на извиняющийся тон. – Вы и не должны. Это моя вина: постоянно забываю, что не все помнят такие давние события. – Он указал на мой пустой стул. – Не присядете, чтобы мы могли нормально поговорить?
– Спасибо. То есть спасибо, нет.
– И я предполагаю, что даже слово «дерьмо» на данном этапе никак не поможет делу?
– Простите, – помотала я головой. – Вам придется сделать гораздо больше.
Слово, конечно, имело значение, однако меня не сильно впечатлило то, что оно известно собеседнику. Я не оказалась бы на Марсе, если бы некто, знавший его, не связался с моим агентством. Проблема состояла в том, что этот человек едва ли был тем, кого я искала.
Все это началось довольно давно.
Я сделала себе имя, освещая важные события на Земле – единственная журналистка, допущенная в Ватикан в период Перезагрузки Папства, – однако до того я считалась на Марсе репортером средней руки. Мною было написано много статей, но больше всего я гордилась одной, посвященной первой высадке – событию, которое с каждым десятилетием становилось все более туманным и все сильнее обрастало мифами. Считалось, что Джим Гроссарт и остальные погибли во время беспорядков, но я доказала, что дело могло обстоять иначе. В конце концов, ни одного тела не нашли. А беспорядки давали шанс легко исчезнуть из поля зрения общественности раньше, чем груз славы сделается слишком тяжким. Нелишне напомнить также, что прорыв в медицине, который и спровоцировал беспорядки, позволил бы любому человеку той эпохи дожить до сегодняшнего дня, пусть даже «Гидра» совершила посадку столетие назад.
Я и тогда понимала, что вероятность ничтожно мала, однако – сознательно опустив один факт, обнаруженный за время расследования, – оставила способ связаться со мной.
– Ладно, – произнес он. – Давайте я посвящу вас кое во что. Первым словом, произнесенным на Марсе, было слово «дерьмо», и на этом мы сходимся, но далеко не всем известно, что я произнес его, потому что на предпоследней перекладине лестницы у меня соскользнула нога.
Я позволила себе движением брови выразить легкое удивление, не более того. Он продолжил:
