– Может, ты покажешь мне ваш дом на втором этаже? – прошептал мне Ярик на ухо, пытаясь сделать голос обворожительным. Когда до меня дошло, что это значит, я вздрогнула, как от удара током.
– Там нет ничего интересного, – попыталась я уклониться от обязанностей экскурсовода, но он, не слушая, взял меня за запястье и потянул в сторону лестницы.
Марина, наблюдавшая за нами всё это время, встретившись со мной взглядом, ехидно улыбнулась.
Похоже было, что меня продали за долги моего отца и, так как сумма, которую ему пообещал Афанасьев-старший, была внушительной, Ярик решил незамедлительно опробовать товар, то есть меня.
От этих мыслей у меня всё внутри похолодело, и мозг судорожно искал выход из этого дерьмового положения, пока мы поднимались по лестнице.
Я обвела взглядом большую гостиную и, уткнувшись глазами в спину отца, поняла, что он не собирается вмешиваться.
– И где же тут твоя комната? – разглядывая двери, с усмешкой спросил мой свежеиспечённый женишок. От его ухмылки возмущение накрыло меня с головой.
– Нечего тебе в ней делать, – огрызнулась я, откровенно показывая своё отношение.
– Надо же, какая ты не гостеприимная, – Ярик потянул меня вглубь коридора, и я ещё раз обернулась на лестницу, надеясь всё же, что мне кто-нибудь поможет. – Виктор Алексеевич обещал, что ты будешь послушной девочкой, – он резко остановился и прижал меня к стене.
– Папаша меня со своей шлюшной жёнушкой перепутал. Ты Марину попробуй, она-то горячая штучка, раз сумела ему так мозги засрать, – мои нечеловеческие усилия не дали никаких плодов, я даже запыхалась от бесполезных попыток выбраться из рук этого озабоченного ублюдка.
– Зачем мне потасканная Марина, если есть ты, – я увидела, что Ярик собирается меня поцеловать, и резко с отвращением отвернулась. Он угодил мне прямо в ухо.
Казалось, что я уже вечность не могу выбраться из ненавистных тисков, и я со злостью укусила самодовольного мудака за руку, которой он собирался повернуть моё лицо обратно.
– Ты вообще охреневшая, что ли? Тварь! – взвыл Ярик от боли, а я почувствовала тошноту, подступившую к горлу от вкуса крови во рту.
– Да пошёл ты! – добровольно я ему отдаваться не собиралась.
Лицо Афанасьева-младшего исказилось от ярости, он схватил меня за волосы на затылке левой рукой и резко развернул меня лицом к стене.
– Твой отец ничего не получит, а тебя я отымею прямо здесь, – процедил ублюдок сквозь зубы и в доказательство своих слов начал задирать на мне подол платья.
– Отпусти! Ты ещё пожалеешь, что на свет родился, – закричала я, и услышала наглый смех у своего уха. Это был конец!
Вдруг смех оборвался, и я почувствовала, что меня больше никто не держит. Потом звук глухого удара и шорох повалившегося тела.
Всё произошло настолько быстро, что я какое-то время продолжала стоять лицом к стене.
– Владик! – позвал меня до боли родной голос. Только один человек называл меня так. Тот, кого я не видела больше восьми лет, и он был далеко отсюда, как я думала.
Я начала медленно поворачиваться, пытаясь одёрнуть платье трясущимися руками и почувствовала, что подол разорван вдоль левой ноги.
От понимания, что через секунду я увижу Егора, сердце бешено колотилось, а ещё несколько минут назад оно готово было остановиться от страха и отвращения.
– Ну, ты как? – спросил спаситель, ощупывая меня одними глазами.
Взгляд остановился на разорванном подоле, и в синих глазах появился хищный блеск, жаждущий крови обидчика.
В углу коридора валялась огромная груда дерьма, так сейчас выглядел Ярик. Жалкий взгляд, в котором читалась мольба о пощаде.
– Ты сможешь сама переодеться и привести себя в порядок? – спросил Егор, сомневаясь, что я на это способна.
– Конечно, – я даже попыталась улыбнуться, но челюсти сжались обратно.
Куча дерьма зашевелилась.
– Лежать, Афоня, – скомандовал тут же Егор, и его интонация не предвещала ничего хорошего для Ярика. – Если дернешься, я буду тебя пинать, а тебе ещё речь держать перед гостями вечеринки, – предупредил Егор свою жертву.
Я быстро направилась в свою комнату, одной рукой зажимая разорванный подол платья, а другой – рот. Меня опять резко затошнило от всего случившегося, и я боялась, что не успею добежать до ванной. Успела.
Включив воду, я посмотрела на своё отражение в зеркале.
Осознав всю величину своей личной трагедии, я изо всех сил сдерживала подступающие слёзы, но ничего не вышло, у меня началась истерика.
Я уже не помнила, когда так сильно ревела, что не могла остановиться. Наверное, только на маминых похоронах. Эти воспоминания всё усугубили вдвойне, я завыла в голос, сдерживая крик. Вместо воплей, просящихся наружу, я скинула со злостью всё, что стояло на полке, и саму полку тоже ободрала, швырнув её на пол.
В голове пульсировала только одна мысль, что мой родной отец позволил это сделать со мной за деньги, за какие-то сраные деньги! Хотя он меня уверял, что никто меня и пальцем не тронет, брак будет фиктивным и, как только отец выплатит займ Афанасьеву-старшему, я сразу смогу развестись с Яриком.
Он мне сознательно врал, потому что деньги отдавать не собирался. Жаль, догадалась я об этом слишком поздно, иначе бы сбежала из дома.
