Закрывая дверь каюты, Дюмарест услышал странные звуки, похожие на тихий плач, стенания, которые волнообразно то усиливались, то стихали. Но он вспомнил о Дженке, которая оказалась на борту их корабля во Фреле, и расслабился. Значит, это она сейчас в корабельном салоне развлекала компанию своими тягучими, страстными и задумчивыми песнями, подыгрывая себе на странном инструменте, звучание которого напоминало многоголосый перезвон маленьких колокольчиков. На ней, наверное, был ее яркий магический костюм, лицо покрыто краской с серебрянными и золотыми крапинками. Весь ее облик представлял собой сочетание и противопоставление нищеты и богатства: рубище и золото, бледность и серебряные нити… – при свете ламп казалось, что она вся являла собой странное неземное существо, покрытое бриллиантовыми капельками…
Она была уже немолода, как он успел заметить: ни одна молодая певица с такими внешними данными не оказалась бы заброшенной в эту Богом забытую далекую часть Галактики. Богатые и преуспевающие миры, с толпами щедрых толстосумов и нищих королей, лежали в стороне от их нынешнего пути. Дженка понимала, что она постепенно сходит с вершины, не выдерживая конкуренции с молодыми красавицами, пусть не столь талантливыми, но обладающими безусловным преимуществом очарования юности. И, наверное, потому она стремилась в неведанные края, мечтая о слушателях, способных оценить глубину, многогранность и своеобразие ее таланта. Ведь несмотря на возраст, ее голос оставался полным силы и огня, страсти и нежности, глубокой внутренней силы волшебства, веры и страдания одновременно; заставлял забывать обо всем временном, преходящем и думать о светлом и чистом…
Дюмарест задумался, слушая пение, позволяя своим воспоминаниям медленно скользить по волнам памяти. Он видел бескрайний океан и сверкающее небо над ним; юную девушку, сидящую на скале, обхватив руками колени, ее волосы, чистое серебро, ласкают нежную кожу плеч и шеи, словно волны, колышущиеся на ветру. Грация и молодость, нежность и желание… Потом вдруг картина изменилась; ему уже чудился уютный камин с мягкими огоньками, неясные лица в полумраке, легкие шутки, улыбки, отблески хрусталя и вкус прекрасного вина, по цвету напоминающего кровавый гранат… Снова музыка изменилась, и Дюмарест почувствовал себя перед лицом опасности: хищник, голодный и дикий, бьющий хвостом яростно и гневно… вдруг картины замелькали, словно в калейдоскопе: разные миры, когда-то повстречавшиеся люди, холод, жара, боль ноющих ран…
– Потрясающе. – Низкий голос вернул его из прошлого в реальный мир. Эрл обернулся, стряхивая остатки былого, и увидел Чома. Чом Рома и сам был артистом в душе, тонко чувствовал самые неясные подсознательные желания, порывы и страсти других. Он поднял руку, приглаживая волосы; тихо зазвенели металлические браслеты. – Это просто сказочно. И таит в себе опасность. Такая песнь может заставить человека вспоминать то, что ему очень хочется забыть. Я на мгновение стал снова зеленым юношей, испытавшим радость и торжество первой любви… А рядом со мной – юная девушка с мерцающими глазами, серебристыми волосами и кожей, нежной, как цветок персика. – Он замолчал, вздохнул, потом с легкой улыбкой произнес, глядя на Эрла. – Нет, Эрл. Подобные мысли – не для таких мужчин, как мы.
Дюмарест не ответил. В тихом и мягком голосе Чома ему почудились странные нотки горечи и раздражения. У них еще будет достаточно времени, чтобы наговориться. А сейчас настроение, навеянное музыкой, было слишком сложным и необъяснимым. Да, наверное, настоящему мужчине не стоит даже на мгновение отдаваться во власть настроений и чувств. Прошлое мертво; и пытаться вернуть его, хотя бы с помощью настроений, навеянных магической мелодией, – по меньшей мере не мудро.
Эрл огляделся, всматриваясь в лица находящихся в салоне путешественников. Он знал их всех, видел не впервые: слишком долог был их перелет. Само помещение было просторное, ярко освещенное искусственными свечами, пол устлан ковром, вдоль стен и столов – стулья и мягкие кресла. А люди – это были те, кто мог позволить себе роскошь путешествовать Высоким перелетом, облегченным влиянием лекарств, замедляющими время настолько, что часы превращались в минуты, месяцы – сокращались до дней. Но несмотря на это, перелет все-таки был тягостным; в этой части Галактики планеты расположены слишком далеко друг от друга.
Дженка закончила свою песнь; колокольчики тихо звякнули и смолкли. Мгновение царила тишина, словно все слушатели приходили в себя, а потом напряжение чувств вылилось в настоящий гром аплодисментов. Дженку буквально осыпал дождь монет; она, кланяясь, собрала их и направилась к выходу. Дюмарест, стоявший позади всех, поймал на себе взгляд ее глубоких, черно-агатовых глаз. Он почувствовал и запах ее духов: сильный, дурманящий и странно-притягательный.
Он тихо произнес:
– Спасибо вам, госпожа, за это прекрасное пение, за ваш талант. Вы поразили всех нас, доставили истинную радость.
– Вы очень любезны, сударь. – Даже когда она просто говорила, ее голос поднимался и опускался, словно на волнах пения. – У меня есть много других песен. Если вам захочется послушать их, мы можем это прекрасно устроить.
