Мать велела герань не поливать
Ручка двери оказалась пустой. Как и вчера, обещанный пакет на ней не висел. Чуть постояв в нерешительности, раздумывая, позвонить в дверь или не беспокоить, она развернулась и пошла обратно, унося с собой принесенные продукты.
«Что-то не так», – тревожась, подумала Мария Ильинична. Она медленно спустилась на этаж ниже, аккуратно ступая по стертым от времени ступеням, чуть придерживаясь рукой за стену и стараясь сохранять равновесие. С ее весом тяжело было подниматься даже на один лестничный пролет, что уж говорить про Серафиму Дмитриевну, соседку: та вообще выходить из дома не могла. На пятый этаж пешком – шутка ли в ее возрасте? Уже хорошо за восемьдесят перевалило.
Лед под ногой хрустнул, разломившись на два ровных зеркальных кусочка, в которых отразилось серо-голубое небо первомайского Питера. Мария Ильинична чуть не соскользнула в глубокую лужу, растянувшуюся через весь двор-колодец. Она несла в каждой руке по тяжелой сетке с продуктами.
Сколько раз она говорила себе столько не набирать. Уж семьдесят, нужно наконец-то начать думать головой, а не включать жалейку. Сегодня опять купила батон и кефир не только себе, но и соседке с верхнего этажа. Потом нужно было остановиться. Так нет, кускового еще взяла килограмм, пару пакетов гречи, а там и хлеб свежий привезли, – подумала тоже купить и завтра не ходить уже никуда. А на улице скользко, вроде самое начало мая, но по утрам лед на лужах – каждую ночь заморозки. Двор-колодец темный, солнца почти нет, вот и не тает ничего. Она остановилась перед входом в дом со стороны двора, поставила авоськи на лавочку, подняла голову вверх и невольно залюбовалась квадратом голубого неба со стремительно летящими рваными серыми облаками.
– Вот и еще одна весна пролетает мимо, – задумчиво произнесла она вслух, с трудом открывая массивную дубовую дверь, чудом появившуюся тут в лихие девяностые, когда все и всё отовсюду тащили. С этой стороны дома, со двора, подобной двери быть не могло – кто-то из новых жильцов, видимо, модернизацию провел, перевесив ее откуда-то, чтобы облагородить вход в жилище. Она окинула взглядом резной узор на двери.
– Да, раньше такие только на парадный вход ставили, тут-то черный, для челяди. А теперь – одни господа. Нет, ну кто же, интересно, эту дверь сюда припер, да еще и установить умудрился? – бормотала она про себя.
Придерживая ногой тяжеленную дверь, она потянулась к лавочке, чтобы забрать авоськи. Потом поняла, что не справится, и убрала ногу: дверь величественно закрылась, выпустив на свободу спертый воздух, словно изрыгнув его. Ароматы, свидетели жизни местных кошек, курева и старой застоявшейся сырости, тут же растворились, смешавшись с майским вечерним туманом. Мария Ильинична тяжело присела на лавочку рядом с сумками, решив чуть подышать свежестью влажного морозного воздуха.
– Нет, сегодня нужно обязательно дойти до пятого этажа и посмотреть, что там с ней. Странно, что с утра на двери опять было пусто. – Она глянула на экран телефона, сверяя число и уточняя время. – Да, точно, три дня уже. Пойду, буду звонить в дверь, хоть она и не любит вторжения в свою жизнь.
– Эх, Сима, Сима, упертая ты старушка у нас! – Тяжело вздохнув, она встала с лавочки, опираясь одной рукой, помогая себя поднять, подхватила сетки, с трудом приоткрыла дверь, просунув ногу в щель и не давая той закрыться. Войдя в подъезд, начала медленное восхождение на свой четвертый этаж без лифта.
* * *
– Ну, вроде все. Спасибо господу, дал мне сил, сама справилась. – Серафима Дмитриевна надела чистую белую ночную сорочку, откинула угол одеяла, разгладила рукой простыню, любуясь свежестью с таким трудом выглаженного постельного белья. Окинула взглядом комнату. Ага, все верно, вроде ничего не забыла.
На круглом старинном деревянном столе, надежно стоящем на одной мощной ноге и покрытом плюшевой скатертью с бахромой – дань моде прошлого, приверженкой которого была хозяйка дома, лежали документы. Завернутый в полиэтиленовый пакетик паспорт, пенсионное удостоверение, социальная карточка и пачка денег.
– Так, тут тоже все на месте. Денег должно хватить. Что уж там мне нужно после всего этого? Да ничего и не нужно. Справятся, – деловито рассудила она, еще раз перепроверив все, что собрала в пакетик, и перемотав его канцелярской резинкой, специально приготовленной для этого случая.
Держась одной рукой за сердце, которое опять норовило выскочить из груди, она прошла на кухню, благо до нее ходу-то пять шагов, каждый из которых давался с трудом.
