Расхожий афоризм о том, что «талантливый человек талантлив во всём», конечно, отнюдь не всегда является справедливым. Однако, в отношении Владимира Тиссена он весьма близок к истине.
Моё знакомство с творчеством Владимира началось, как, вероятно, и для многих – с его песен. А точнее сказать, с его белогвардейской программы, приуроченной к 100-летию Белой Борьбы. Значительную часть её составляли песни на стихи замечательного современного поэта Николая Жданова-Луценко. Некоторые из них прежде исполняла Жанна Бичевская, другие были написаны специально для этого цикла. Образ офицера-корниловца, в котором выступал певец, прекрасные песни, стихи поэтов-белогвардейцев – всё это лучшим образом передавало самый дух Белого Движения, воскрешая для ищущих украденную у них память потомков образ и правду Русской Вандеи.
Надо сказать, что Тиссен не только исполнитель, артист, но и автор музыки многих своих песен, а также поэт. Сочетание довольно распространённое в данном жанре. Но, вот, другая грань таланта Владимира – явление куда более редкое. Грань эта – творчество прозаическое. Случается, когда человек, успешный в одном жанре, самоуверенно «покушается» на другой, попытка выходит не слишком удачной. Но не в случае Тиссена. Его первые повести и рассказы сразу обнаружили замечательный талант, вкус, умение легко и правдиво строить сюжет, мастерски обращаться со словом. Сюжеты Тиссена не «избиты», а сочинения его написаны простым, ясным, добротным русским языком без модных «вывертов», убивающих настоящую живую литературу в угоду стилистическим играм.
Значительная часть прозаического творчества Владимира посвящена Белой теме. Тут можно отметить рассказы «Брат», «Орден и брошь». В последнем автору удалось выразить человеческую судьбу и даже в каком-то смысле судьбу России через предметы, которые он наделил живой душой. Орден, как символ русского офицерства, брошь – неизменный аксессуар дам «унесённой ветром» эпохи. В «той стране, что могла быть раем» у этих предметов, как и у их хозяев была жизнь, в которой они служили и блистали. Но, вот, стали лишь экспонатами в коллекции, молчаливо хранящими память о великом прошлом. И в эту память сумел проникнуть Владимир Тиссен, услышать мысли Ордена и Броши и дать им голос, донести их до нас…
Тема гражданской войны проходит и через повесть, давшую название книге – «Марьину исповедь». В мистическом её содержании слышится что-то гоголевское. ПрОклятые сапоги, становящиеся соблазном и губящие соблазнившихся. В «Марьиной исповеди» есть и война, и революция, и звероподобные чекисты, но не о войне и не о революции эта вещь. Она о более вечном – о грехе и расплате за него. О том, что обретённое не благом, но злом, предательством, ложью, никогда не принесёт счастья обретшему, но потребует долг с великим процентом. Кровь призовёт кровь. А процентом за неправедно нажитое станет собственная жизнь. В сущности, таким соблазном оказалась в 17-м году охвачена большая часть нашего народа. «Грабь награбленное», «Отобрать и поделить» – так назывался этот соблазн. И грабили, и отбирали, и делили, и радовались неправедному добру, не сознавая до поры, что добытое преступлением и неправдою добро неизбежно обратится злом и потребует расплаты. Этот закон, к примеру, суждено было понять русским крестьянам, некогда «поживившимся» от барских усадеб, когда их пришли раскулачивать банды голытьбы и тунеядцев… Проклятые сапоги тиссеновской повести сгорели, и так был уничтожен корень проклятья, в дым ушло оно само. Корень проклятия нашего, к сожалению, куда более ветвист и крепок, и ещё долго-долго выкорчевывать нам его – из отравленных соблазном лёгкой наживы душ.
Особое место в «белогвардейском строю» сочинений Тиссена занимает повесть «Пирог с вишней». Если не знать, что автор – наш современник, то, читая её, можно решить, что написана она современником событий и даже является подлинными литературными мемуарами реального лица. Лицо, то есть главный герой повести, впрочем, существовал в действительности, но воспоминаний по себе не оставил. Сохранились лишь отдельные факты биографии, на основании которых писателю удалось воссоздать целую жизнь, и не одного только человека, но всей его семьи, его близких, и самой эпохи. Перед читателем проходит переплетённая с судьбой России судьба героя. Безоблачное счастливое детство в предвоенной Империи, вступившей в лучшую, благословенную пору своего существования, в эру благоденствия, о которой с той поры остаётся нам лишь грезить. Первая мировая война, фронтовые будни, героизм русских офицеров и солдат. Революция… Разорение Дома. И дома героя, разграбленного соблазнёнными правом на бесчестье мужиками, и большого Дома – Великой России. Белая Борьба… Ледяной поход… Русский исход и горечь изгнания… И во всём этом аду единственное, что помогает выжить – любовь и память. Любовь к невесте, с которой судьба раз за разом разводит, но не лишает надежды на встречу, любовь к родителям, которых уже нет на свете, но чьё тепло, ласка, чьи заветы всегда остаются спасительной опорой сокрушаемой бурями душе, любовь к Родине, поруганной, но вечной… В небольшой по объёму повести Тиссена есть, пожалуй, всё. Она являет собой прекрасное, филигранно выписанное полотно, в котором нет ни одной лишней или небрежной детали, в котором всё живо, каждый образ – правдив и ярок. Сколь прекрасны образы отца и матери главного героя, его невесты – сестры милосердия, и её отца – военного врача, дочери Корнилова, Натальи Лавровны и… старика-слуги. Этот, последний, запоминается особенно. В нём слышится что-то и от пушкинского Савельича, и от чеховского Фирса. Верный старый слуга, хранитель семьи и Дома. Он и уходит вместе с разграбленным Домом. Не сумев защитить его… Израненный, оставшийся один, он не желает никого тревожить даже в свой смертный час, сам ложится в заготовленный гроб и отдаёт праведную душу Богу. Если в главном герое повести отразился образ русского служилого дворянства, офицерства, то в образе старика-слуги – образ самого русского народа, того народа, который ещё не успел стать толпой или бандой, народа Святой Руси. В повести Тиссена много символичного, но символизм этот не нарочит, не придуман, он естественно вытекает из самой жизни, данной автором в замечательной правдивости характеров, чувств, действий, времени.
