— Соня! Малютина! Дуй к генеральному!
До чего же противный голос у секретарши Махрова!
Бр-р! Просто уши режет! А это интонация... Будто все вокруг мрази, только она
одна красавица! Ы-ы-ы! Ненавижу ее!
Я неохотно поднялась со своего места и зажмурила
глаза. Они дико болели, еще спина затекла. Не успев пообедать, я сидела над
маркетинговым планом и расчетами. А ведь этот придурок Егоров все равно его не
утвердит. Он считает, что все бабы — дуры, а молодые вообще с бешенством матки
и им в офисе делать нечего до самого климакса. Где он этой фигни набрался, я
плохо представляла. Но слышала, что есть такие блогеры, которые ненавидят
женщин и обучают этому народ. Да еще за деньги!
А наш генеральный директор, красавчик Андрей Махров,
дружит с этим брызжущим на всех женщин ядом Егоровым. Что между ними общего, я
не представляю. Но и Махров славился резким характером. Своих подчиненных он
вызывал к себе для того, чтобы либо повысить в должности, либо отчитать, штрафануть
или даже уволить.
Награждать меня не за что. Так как Егоров все мои
идеи до главного босса не доносит, поэтому и повышения ждать не стоит. Остается
только грустная перспектива. Но, как назло, сейчас работу мне вообще нельзя
терять. На моей шее — две сестры. Одну я тяну в институте и плачу за общежитие,
да еще и деньги приходится переводить на еду каждую неделю. Вторая — маленькая
Лиза — ходит в садик. Когда она болела, то мне приходится просить соседку (за
отдельную плату, разумеется), чтобы она с ней сидела дома. Лизе я практически
заменила мать. Мне отдали ее сразу в роддоме, когда наша мама умерла, а отца
убили в дороге. Когда он вез груз из Китая, на него напали бандиты. Мама,
будучи беременной, узнала о его смерти, и у нее не выдержало сердце. Так мы с
Нелли остались одни. Я была совершеннолетней и взяла опеку на себя. Но мне
пришлось перейти на заочное обучение и устроиться на подработку.
И так я мыла подъезды, выгуливала соседских собак,
когда гуляла с Лизой, и подрабатывала на всем чем только возможно. Лишь бы не
потерять опеку над сестрами, и я очень боялась их лишиться. Пять лет я тянула
девочек на себе. Самое страшное время уже позади — это бессонные ночи, учеба и
вечные подработки. Слава богу дети быстро растут. Лизочке уже пять лет. Вот сейчас
я выдохнула с облегчением и смогла устроиться на хорошо оплачиваемую работу,
чтобы помогать Нелли. К тому же я мечтала создать свой личный проект по
маркетингу, но на его осуществление нужны деньги. Как только Нелли начнет
зарабатывать и содержать себя, то уж я точно займусь своими целями. Может, даже
кого-нибудь встречу и полюблю.
А пока... Мне совсем не нравилось то, что меня
вызвал Махров. Это точно не к добру.
В кабинет я вошла под злорадные улыбки некоторых
сотрудниц, которые всегда смеялись над моей прытью, как говорили они. Ведь
коллеги тоже прекрасно понимали, что меня вызвали не для вручения высокой
премии.
В кабинете Махрова приятно пахло дорогим парфюмом с
ноткой свежести и горечи, по которому я всегда его узнавала. Сам Махров окинул
меня внимательным взглядом и жестом показал, чтобы я подошла ближе. Уже по
глазам генерального я поняла, что он слишком напряжен, что сулило мне ничего
хорошего.
Зато у окна стоял слащавый Егоров и, криво лыбясь,
прервал затянувшееся молчание громким возгласом:
— Ну, посмотри на нее! Это чистый кринж! Клянусь
тебе моим счетом в банке, ее никто не узнает! Она та, что ты ищешь!
— Она похожа на советского председателя профкома, —
заметил генеральный и, обратившись ко мне, спросил: — Вам точно двадцать четыре
года?
Сказать, что я готова была провалиться сквозь землю,
ничего не сказать. Чувствуя себя товаром на рынке, да еще и уцененным, я сильно
покраснела. Обидно до слез, что меня сравнивают с дамой времен совка и
сомневаются в моем возрасте.
— Нет. Я сама себе в паспорте цифры подогнала и на
принтере в подвале новые страницы напечатала. А так, вы угадали, мне девяносто
восемь лет. Семьдесят пять пластических операций и целых девять пересадок кожи
от моих правнучек творят чудеса, — не удержавшись от сарказма, ответила я.
— Ты говорил, что она послушная. А она слишком
болтливая, — недовольно заметил Махров.
— Прикажи ей молчать. Заткнется как миленькая. Бабы
любят сильных мужиков. Им нужна порка. Вот я их загибаю так, что все работают
как надо, — ответил Егоров.
— Вполсилы своих реальных возможностей, — вставила
я, ведь все равно уволят. — Все мои проекты по маркетингу были задвинуты без
рассмотрения.
— Она еще сопля! Только из института вылупилась. Что
может предложить? Как на рынке просроченные пирожки втюхивать? Малюхина,
заткнись или вылетишь отсюда быстрее пулемета, — распсиховался Егоров.
— Малютина. Я — Малютина, — не унималась я.
— Она нам не подходит, — заявил Махров и обратился
ко мне. — Можешь идти на рабочее место. Свой проект передай моей секретарше.
Если он негодный, то ты будешь уволена.
— Постой! — остановил друга Егоров. — Она идеальна!
Ведь сама двух сестер подняла! И у нее девки!
— Она слишком страшная для моей жены, — отмахнулся
Махров.
