В разгар июльского дня стояла такая жара, что казалось, мир расплавится. Столбик термометра приближался к отметке в тридцать пять градусов. Встречу со следователем назначили на два часа дня. Солнечные лучи были так беспощадны, что ручка входной двери полицейского участка обжигала ладонь.
Вдруг через щель приоткрытой двери подуло прохладой. То ли из-за включенного кондиционера, то ли из-за бродивших по участку призраков по спине пробежал холодок.
Я поднялась на третий этаж и подошла к кабинету криминального отдела. Как всегда, за дверью раздавались телефонные звонки и слышалась ругань. Даже в короткий момент ожидания задержанные что-то кричали и грозили друг другу кулаками, а группа следователей, кажется, собиралась на срочный вызов. Они вышли, резко открыв дверь. Я пропустила их и зашла внутрь.
Очутившись внутри, почувствовала, что взгляды присутствующих обратились в мою сторону. На мне были темно-серые туфли, черный костюм, кулон и серьги из темного вулканического стекла. Я всегда работала по ночам, и черный цвет был моим камуфляжем, который не привлекает внимание. Защитный цвет ночи, поглощающий свет. Но я не знала, что днем он будет так приковывать взгляды.
Внезапно я вновь ощутила головную боль и с силой нажала указательными пальцами на виски. Мигрень вернулась после звонка из полиции; она раскалывала череп на части, как будто в голове образовалась глубокая трещина.
– Это вы Чо Сора?
Я обернулась – на меня смотрел следователь. Он был ниже меня: мой рост сто семьдесят, к тому же на мне были туфли со шпильками длиной восемь сантиметров.
– Прошу сюда.
Мужчина оглядел меня с головы до ног и проводил в комнату для допросов. В детстве мне всегда хотелось скрыть свой рост, но сейчас – нет. Хоть мужчины и говорят, что высокие и стройные девушки красивы, на самом-то деле они даже не приближаются к девушкам выше их.
При каждом шаге по холодному бетонному полу раздавался цокот каблуков-шпилек. Мне всегда нравился этот звук, потому что можно было точно определить, куда я иду.
Я сидела напротив следователя за узким столом. Он записывал мои данные в компьютер; вслушиваясь в щелканье клавиатуры, я почувствовала, как головная боль стала утихать.
– Чо Сохи ваша сестра, верно? – спросил следователь без эмоций.
Каждый день он видел по несколько смертей, и неудивительно, что его голос звучал сухо и беспристрастно.
– Да, – ответила я коротко и спокойно.
Самое лучшее для полицейского – результат. Демонстрация своих чувств или слишком эмоциональная реакция не помогают в расследовании дела. Это я бросила Сохи десять лет назад. Придя сюда, я не могла играть роль заботливой сестры.
– Вчера ночью в одиннадцать тридцать Чо Сохи обнаружил ее гражданский муж.
У нее был гражданский муж? Я даже не могла представить, что она замужем. Не муж ли убил ее? Я горько усмехнулась. Похоже, сестра повторила судьбу мамы…
Через несколько лет после того, как я ушла из дома, маму убил отец. Я часто пыталась убедить ее, что им лучше развестись, чем жить вот так, как кошка с собакой, но все было напрасно. «Пусть лучше меня растерзает этот зверь, чем убьет другого невинного человека», – бесконечно твердила мама. Еще одной причиной, почему она не разводилась, была моя маленькая сестра Сохи. Удивительно, но для нее, в то время ученицы младшей школы, отец был самым потрясающим мужчиной в мире. «Я выйду замуж за мужчину, похожего на папу», – без конца твердила сестра.
В конце концов мама не смогла уйти из дома и стойко терпела все семейные тяготы. Но слова претворяются в жизнь: отец растерзал ее. Сначала я прочитала о происшествии в интернете – и тогда с огорчением подумала, что в этом мире есть еще одна такая же глупая женщина, как мама. Когда я мыла посуду, мне позвонили.
– Это полиция. Вы дочь Ким Миран?
– Да.
– Ваша мать умерла.
Этот звонок стал для меня потрясением. Помимо этого, я также узнала секрет нашей семьи, о котором и подумать не могла. Мама не была мне родной. Это потрясло меня куда больше, чем новость о том, что у родителей это был второй брак. Вся ситуация напоминала мне сцену из третьесортной мыльной оперы и вызывала лишь глупую ухмылку.
На похоронах я впервые увидела ее настоящую семью. Мама не была единственной дочерью, родители ее были живы. И все равно она бросила свою настоящую семью и растила меня, ту, в которой нет ни капли ее крови. Я не понимала ее. Про нас с сестрой мама особенно часто говорила «моя семья, моя семья». А какой же для нее была ее настоящая семья?
Моя сводная и, насколько я знаю, единственная сестра не появилась на похоронах. Тогда мне было двадцать восемь, а Сохи – восемнадцать.
Несчастья не переставали преследовать меня.
Мужчина, которого приходится называть отцом, раз нет другого слова, периодически присылал мне письма из тюрьмы. Куда бы я ни переезжала, они постоянно нагоняли меня. «Я не убивал ее. Это несправедливо. Ваша мама для меня всё. Поймай настоящего преступника. Ты ведь из полиции!»