19 сентября 2019 года, в славную доковидную эпоху, доживающую, впрочем, свои последние денечки, из неизвестности в Петербург шел самый обыкновенный поезд, в одном из купе которого коротали время три не совсем обыкновенных пассажира1. Один из них был роста высокого, другой – среднего, а третий так и вовсе маленького. Лицо высокого дышало энергией и властностью, хотя проскальзывало в нем и что-то задиристо-мальчишеское. Лицо невысокого было неопределенно – одно из тех лиц, которые мы мельком видим и тут же забываем каждый день. Самым же замечательным было лицо пассажира среднего роста. Как бы получше описать его? Во-первых, это несомненно красивое лицо и даже несколько женственно-красивое. Во-вторых, это лицо человека, прекрасно знающего себе цену. В-третьих, цена эта, в свое время несомненно высокая, в настоящее время была неопределенной. Представьте себе золотой слиток в тот день, когда цена на золото по каким-то неведомым причинам резко упала. Да, цена упала, но золото остается золотом – таким вот слитком упавшего в цене, но все же при любых условиях остающегося ценным золота и было лицо пассажира среднего роста.
Итак, три разноростных человека, вместе со своими лицами2, сидели в купе. Довольно долгое время троица сидела молча, не вступая друг с другом в беседу, но наконец одному из них, а именно высокому, надоело повисшее в купе неловкое молчание, и он обратился к «золотому» пассажиру среднего роста (в дальнейшем именуемым «средним»):
– Не возражаете, если я, выражаясь литературным языком, вступлю с вами в общение. Деваться-то нам некуда – все равно ведь познакомимся.
– Совсем не возражаю, – с охотою поддержал разговор средний, хотя, по-видимому, он с такою же охотой сидел бы и в полном молчании. – Всегда приятно поговорить с человеком, выражающимся литературным языком.
Следующий вопрос высокого, однако, был скорее бесцеремонно-кратким, а вовсе не изысканно-литературным:
– Зачем в Питер едете?
– По делу, – в тон ему ответил средний.
– Какому?
– По важному.
– Очень важному? – несколько насмешливо спросил высокий, как будто бы не верил в существование очень важных дел – во всяком случае для других.
– Очень, – спокойно и серьезно ответил средний и, в свою очередь, спросил:
– А вы?
– Зачем в Питер еду?
– Да.
– По делу. По важному. По очень важному делу в Питер еду. Так что мы оба едем в Питер и оба – по очень важным делам, с чем я нас и поздравляю.
– А я так просто из отпуска домой возвращаюсь, – вклинился в разговор человек маленького роста (в дальнейшем именуемый «маленьким»), которого, впрочем, никто ни о чем не спрашивал и чье замечание, таким образом, повисло в воздухе. Высокий же продолжил разговор со средним:
– Вы иностранец?
– Нет, – с улыбкой ответил средний. – А что – говорю неправильно? Или с акцентом?
– Вроде без акцента и не то, чтобы неправильно, но как бы немного через силу – как будто нужные слова подыскиваете.
– Понятно. Просто я очень долго не был в России, наверное, лет десять, – за границей обретался. Вот, навыки живого общения на русском и подрастерял.
– А что за границей делали?
– Лечился.
– Лечились? От чего лечились?
– Трудно сказать – меня потому за границу и отправили, что не могли точный диагноз поставить, а в Швейцарии как раз открылось заведение, где собирали таких вот «странных» пациентов, про которых не скажешь, что они в своем уме, но и сумасшедшими не назовешь.
– Ну, этак про любого можно сказать, – опять встрял маленький, но снова был проигнорирован.
– И что, вылечили в итоге? – продолжил вопрошать высокий.
– Вылечили, а точнее я сам вылечился, да я, впрочем, и не совсем болел3. Мне просто надо было успокоиться, а лучшего места для успокоения, чем Швейцария, не найти.
– Так же как и худшего места, чем Россия.
– Пожалуй, вы правы. Мой врач активно не советовал мне возвращаться на Родину – говорит, может быть рецидив. Но я в последнее время сильно тосковать стал.
– Ностальгия, что ли?
– Она самая. Прямо хоть в петлю лезь. Ну а чем в петлю, лучше уж домой, в Россию.
Все трое на минуту задумались: как можно интерпретировать данную фразу и стоит ли ее считать комплиментом России? Наконец, высокий бросил мысленные интерпретации и продолжил разговор:
– Мы, кстати, так и не познакомились. Вас как звать-то?
– Михаил. Михаил Юрьевич Лев.
– И чем же вы, Михаил Юрьевич, заниматься в России собираетесь?
– Я не собираюсь, я уже и так занимаюсь. Я – писатель.
Тут маленький засмеялся, высокий же посмотрел на среднего испытующе-соболезнующим взглядом, как будто желая убедиться в его все же не до конца залеченном сумасшествии, – с тем, чтобы уже более с ним не разговаривать. Тот, однако, совершенно спокойно выдержал этот взгляд, как бы еще раз проговорив: «Да, я – писатель, не сомневайтесь даже». Но высокий сомневался:
– Лев, Михаил Юрьевич… Не слышал о таком писателе.
– Мудрено было бы услышать. Я ведь писателем по-настоящему только в Швейцарии и стал – во время лечения. Лечение творчеством – распространенная практика; знаете ведь, например, как душевнобольные любят рисовать.
