Теперь вы – пыль, всего, увы, И не скрипите медной вилкой
Об блюдце голое; зимы
Не наблюдаете из ссылки. Я
слышу тихое дыханье, Иль вы сжимаете мне сердце?
На снимках живо увяданье
Вашей пролысины в Венеции. К
уда? На что дымится жизнь, В масштабах сосуществованья?
Купить в уценке спелых дынь – Смысл дерущего страданья?
И если так, кричим мы – аве, Держа над головой секиры, Только чтобы глас кортвый
Переварил сие под лиру. Д
жон Донн уснул? И вы
Оставили и испарились
В широтах легкой синевы – Не исписались – но изжились. Э
то упадок, иль величье, Конечно, ни черта не пан ты, Также далек, как Береатриче
Недосягаема для Данте. Н
о я пишу, себя забросив. Вы… не Есенин, но не хуже. Вы – вечно дышащий Иосиф, Один Иосиф в этой гуще. И ль под эгидой Мичигана, Небрежно ручкою набросив, Под коркой написали странно
Вместо Иосифа, лишь – Joseрh. К
акие буквы заключили, В манящей тиши, далеке?
Отныне – живы, живы, живы, Как Низами, Гомер, Рильке.