Пышная растительность поэтического сада французской поэзии
Французская поэзия, несмотря на все еще бытующее мнение о не-поэтичности и сухом рационализме французского языка, издавна привлекала внимание русских переводчиков и давала порой великолепные образцы переводов. Современный читатель имеет возможность познакомиться и с различными переводческими версиями стихотворений разных поэтов (например, в антологиях «Французские стихи в переводах русских поэтов XIX–XX вв.», 1969 и «Французская поэзия в переводах русских поэтов 10–70-х годов ХХ века», 2005), и с антологиями нескольких веков французской поэзии, составленных одним переводчиком («Рог. Из французской лирики» Ю. Корнеева, 1989; «Семь веков французской поэзии» Е. Витковского, 1999; «Фавн перед зеркалом» Р.Дубровкина, 2008), не говоря уже об изданиях переводов отдельных французских поэтов. В то же время потребность в появлении новых поэтических интерпретаций, как и расширение спектра имен и произведений, входящих в читательских обиход, сохраняется по сей день. И появление сборника «Люксембургский сад» можно только приветствовать.
Вера Орловская достаточно давно известна любителям поэзии как автор, имеющий свою собственную лирическую интонацию и стиль. Как можно заметить, обладание ярко выраженной поэтической индивидуальностью не всегда помогает поэту-переводчику, ведь перед ним стоит задача не столько проявить собственную индивидуальность, сколько открыть чужую, почувствовать и передать ее средствами другого языка. Можно ожидать, поэтому, что для перевода такой поэт, дабы не заслонить собой переводимого автора, отбирает лишь стихи, эмоционально и стилистически близкие его типу дарования. Так, сборник «Французская поэзия в переводах Натальи Стрижевской» (2008) выявляет очевидное тяготение автора сборника к философской лирике разных веков. Однако замысел обширной антологии, включающей переводы разных жанров различных по типу творчества – романтиков, символистов, сюрреалистов… – двадцати четырех французских поэтов от начала XIX в. до современности, от Марселины Деборд-Вальмор до Ива Бонфуа, требовал широкого диапазона поэтического созвучия, способности вчувствования, вживания в разные ритмы, образы, стили. В. Орловской это вполне удалось.
В антологии мы встречаем произведения, еще не известные русским любителям поэзии, что само по себе ценно, расширяет наше знакомство с поэтической Францией. Но переводчица отважно берется и за собственную поэтическую интерпретацию уже переведенных, даже хрестоматийно известных стихотворений, много раз представленные читателям большими поэтами, классиками поэтического перевода – достаточно вспомнить верленовское «Il pleure dans mon coeur…». Надо сказать, что в этом стремлении «перетворить пройденное» в поэтическом переводе нет ничего удивительного. Иногда, и, пожалуй, не без основания, кажется, что заново сделанные переводы иностранной прозы не нужны, во всяком случае, они скорее портят впечатление от знакомых читателю произведений, оказываются ничуть не адекватнее в художественном смысле, если даже они и буквальнее в смысле языковом. Так, появившийся гораздо более буквально точный перевод романа Д. Сэлинджера «Ловец во ржи» М. Немцова отнюдь не превзошел переводческого шедевра Р. Райт-Ковалевой «Над пропастью во ржи», сколь бы много доводов ни приводили в его пользу. Иначе, думается, обстоят дела с переводами поэзии: ведь при отсутствии возможности найти прямые и однозначные соответствия ритмике и образности стиха, поэтический перевод заведомо более свободен в способах интерпретации, в каждом новом переводе нам открываются новые, порой неожиданные стороны подлинника.
Не стану говорить, что представленные В. Орловской переводческие интерпретации лучше известных – это не только было бы неправдой (хотя бы потому, что многие из уже известных переводов ближе мне, да, видимо, и другим читателям, своей привычностью, врощенностью в русскую поэтическую традицию; к тому же переводчице часто приходится соперничать с весьма большими поэтическими величинами), но они всегда интересны, поскольку обладают качеством свежести и – порой удивительной – гибкости автора, умеющей передать и остроумно-комическую интонацию, и драматическое напряжение, и глубокую рефлексию, и изысканную метафорику различных текстов. Сохраняя собственное поэтическое лицо, Вера Орловская умеет одновременно быть разной – и это придает ее антологии необходимое своеобразие, позволяет надеяться на заинтересованный читательский прием «поэтической растительности» «Люксембургского сада».
