«Если к другому уходит невеста…»
Имя Дениса Васильевича Давыдова обросло легендами еще при жизни, а далее эти легенды только множились. Легендарные подвиги Дениса Давыдова широко известны, как и его великолепные стихи, отражающие неукротимую энергию автора. А вот на вопрос, как складывалась личная жизнь Дениса Васильевича, мало кто ответит. Да ведь и не принято было во времена оные копаться в личной жизни. Тем более интересоваться тем, каков был прославленный герой Отечественной войны 1812 года в семье, в любви, в отношениях с женщинами.
Благодаря замечательному фильму «Эскадрон гусар летучих», фильму, который вовсе не испорчен многими славными легендами, а напротив, выигрывает от них, фильму, скрашенному прекрасным исполнением песен на стихи Дениса Давыдова, главный герой предстает перед нами, как отважный воин, дерзкий командир, но неудачливый в любви поэт.
Но что же на самом деле? Так ли уж несчастлив был Денис Васильевич в отношениях с женщинами? Поэзия и любовь неразделимы. Влюбленный может и не быть поэтом, хотя в тот момент, когда его озаряет высокое чувство, он хоть и не пишет стихи, но мыслит как поэт. Поэт не может не быть влюбчивым – если поэт не влюбляется, если его сердце не способно воспламеняться и ярко гореть, он не напишет стихов.
Денис Васильевич был поэтом, и потому он не мог не быть влюбчивым – я употребил это слово, потому что многие характеризовали его как влюбчивого.
И вот он влюбился, влюбился по-настоящему, наверное, первый раз в жизни. И предметом его влюбленности была красавица Аглая Антоновна (Аглая Анжелика Габриэль) де Грамон, которая приходилась внучкой фаворитки Марии-Антуанетты, герцогини де Полиньяк. Аглая отвергла любовь Дениса Васильевича и вышла замуж за его двоюродного брата Александра Львовича Давыдова, впоследствии ставшего генералом. Род известный и знатный – мать Александра Давыдова была племянницей великолепного Светлейшего Князя Григория Александровича Потемкина-Таврического. А сын ее от первого брака почитаем всей Россией. Это Николай Николаевич Раевский, который «был в Смоленске щит, в Париже – меч России».
Аглая вошла в историю благодаря Пушкинским эпиграммам:
И вы поверить мне могли,
Как простодушная Аньеса?
В каком романе вы нашли,
Чтоб умер от любви повеса?
Послушайте: вам тридцать лет,
Да, тридцать лет – не многим боле.
Мне за двадцать; я видел свет,
Кружился долго в нем на воле;
Уж клятвы, слезы мне смешны;
Проказы утомить успели;
Вам также с вашей стороны
Измены, верно, надоели;
Остепенясь, мы охладели,
Некстати нам учиться вновь.
Мы знаем: вечная любовь
Живет едва ли три недели.
<…>
И еще одну эпиграмму написал Александр Сергеевич, причем эпиграмму весьма и весьма колкую, если не сказать больше:
Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги – понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон – умом ее стращая,
Дамис – за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?
Можно предположить, что Денису Васильевичу очень повезло, что все этак обернулось. Недаром же поется: «…если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». Александр Сергеевич нередко называл своим учителем именно Дениса Васильевича Давыдова…
Сам Денис Васильевич писал о Пушкине князю Петру Андреевичу Вяземскому: «Хваля стихи мои, он стал писать круче». Пушкин этого не отрицал. Денису Васильевичу он писал: «Что слог, то и солдат – все годны в строй… Я слушаю тебя – и сердцем молодею».
Интересно, что на полях рукописного текста романа «Евгений Онегин» сохранились карандашные рисунки, на которых изображен Денис Давыдов.
Что же касается отвергшей Дениса Васильевича дамы, известно, что Пушкину доводилось не раз общаться с ее семейством.
В 1820 году И.Д. Якушкин оставил в своем дневнике такую запись:
«У нее (Аглаи Давыдовой) была премиленькая дочь, девочка лет двенадцати. Пушкин вообразил себе, что он в нее влюблен, беспрестанно на нее заглядывался и, подходя к ней, шутил с ней очень неловко.
Однажды за обедом он сидел возле меня и, раскрасневшись, смотрел так ужасно на хорошенькую девочку, что она, бедная, не знала, что делать, и готова была заплакать; мне же стало ее жалко, и я сказал Пушкину вполголоса:
– Посмотрите, что вы делаете: вашими взглядами вы совершенно смутили бедное дитя.
– Я хочу наказать кокетку, – ответил он, – прежде она со мною любезничала, а теперь прикидывается жестокой и не хочет взглянуть на меня.
С большим трудом удалось обратить все это в шутку и заставить его улыбнуться».
Впрочем, мы несколько уклонились от темы, хотя судьбы Пушкина и Дениса Давыдова весьма близки.
