Когда случился первый контакт, я была на третьем курсе и, признаться честно, восприняла новость об этом весьма равнодушно. Мой младший брат прыгал от восторга и мечтал на них посмотреть, а лучше потрогать – вот уж бр-р-р, а я думала о вещах куда более важных – что мне надеть на свидание с Ромкой. Не то чтобы все мои интересы и в самом деле сводились исключительно к платьям и мальчикам, но встреча с Романом уже через пару часов и в кафе по соседству, а эти инопланетяне где-то в Средиземном море, не говоря уже о том, что живут вообще далеко в космосе и встречаться со мной, к счастью, не собираются.
Слухов и домыслов тогда было немерено. Каждый считал своим долгом поделиться страхами или надеждами. Кто-то кричал, что они нас поработят, кто-то – что, наоборот, приведут, наконец, к светлому будущему. Первых, кстати, было значительно больше, и на вторых они посматривали с этакой снисходительностью: дескать, что с вас, блаженных, взять? Почему-то ожидание от жизни и окружающих исключительно плохого часто считается искушенностью и чуть ли не мудростью, хотя на самом деле это обычный пессимизм и попытка создать иллюзию контроля, чтобы не так страшно было болтаться в лодке жизни по ее непредсказуемым волнам.
Что ожидаемо, ни сказки, ни кошмара не случилось. Они охотно обменивались с нами технологиями, причем, это как-то не афишировалось, но было заметно: исключительно мирными технологиями и со всеми странами сразу. Вероятно, их странная этика велела поступать именно так. Этим, пожалуй, и только этим они мне были немного симпатичны, но куда более они были мне безразличны. В космос я никогда не рвалась – я и в самолетах-то чувствую себя крайне плохо, во власть мне тоже ни к чему, да и не возьмут так сразу наверх-то, а значит, пересечься с гостями из космоса мне негде. И это прекрасно!
С этой установкой я и прожила следующие два с половиной года, а теперь вот стою в длинной очереди желающих попасть в совместный проект землян и инопланетян. Проект то ли по освоению чего-то там, то ли по исследованию того же чего-то там. В общем-то, мне неважно. Хотя надо кого-нибудь из конкурентов ненавязчиво расспросить, а то вдруг вопрос какой зададут на собеседовании. Не могу же я вывалить на них правду: к вам Никитос записался, а я его люблю не могу. И он меня тоже. Наверное. Просто сам этого еще не понял. Вернее, запутался. Такое бывает. Говорят.
Не просто так ведь Никитос добивался меня почти полгода, красиво, очень красиво, гад такой – да я любя, любя! – ухаживал, а когда я сдалась-таки на милость победителя, он почти сразу и охладел. А я, наоборот, – влюбилась по уши и даже больше и, узнав, что его зачислили (соцсети – наше все!), бросилась тоже подавать заявку. Успела в последний момент. А сегодня – последний день собеседований, вот и вытянулась очередь на весь коридор моего родного вуза, и что-то подсказывает мне, что номер «триста пять» – несчастливый, равно как и еще сто – сто пятьдесят номеров до него, нас просто не успеют принять. А мне надо. У меня любовь!
Удивительно, но без пяти минут семь я все-таки вошла в заветный кабинет. И едва сделала шаг от порога внутрь, как уже улегшееся было от усталости волнение охватило с новой силой. Это у остальных решается всего лишь место практики, а у меня на кону вся судьба!
– Мария Романова? – равнодушно спросил председатель комиссии, к счастью, человек. – Зачем вы хотите участвовать?
Я открыла уже рот, чтобы вдохновенно соврать какую-нибудь полагающуюся по случаю чушь, у меня это иногда очень даже неплохо выходит, жаль, что только иногда, но тут мой взгляд наткнулся на него. На инопланетянина. У них в комиссии был инопланетянин, а я до сих пор их как-то… ну, не очень. Да, это немного странно, учитывая, что я рвусь в совместный проект, но к тому, что они встретятся где-то там и когда-то потом, я была готова, я на все ради любви была готова. А вот уже сегодня сталкиваться с ними – оказывается, нет. Тем более с такой частотой. Ведь этот уже не первый… хотя, может, это он же? Если он же, то плохо дело… а ведь похож! Ох…
– Скажите, Мария, – вступил он в разговор. Голос был приятный, и если постараться, то можно попробовать представить, что это просто обычный земной мужчина. Ага, размечталась. – Вы испытываете неприязнь к нашей расе?
И – я прямо чувствую – глазами впился. Они что, правда, что ли, ложь чувствуют? И что за вопрос – стандартный ли?
– Нет, – бодро соврала я. – Никак нет. Зачем бы я иначе хотела принять участие в этом проекте?
Ну, точно он. Вон как недоверчиво прищурился и сейчас головой покачает, и все. Никитос улетит, а я останусь с разбитым сердцем и ворохом сожалений.
Этого синеглазого я встретила в коридоре еще утром. Ну, как встретила… Я от него шарахнулась, ударилась о стенку и чуть не упала, а он же меня и поддержал. Я не визжала, но поспешно высвободилась, смущенно бормоча какие-то извинения пополам с благодарностью, совершенно не искренние, увы.
– Мне показалось, что мое прикосновение было вам неприятно, – спокойно сказал он, абсолютно не смущаясь присутствия лишних ушей. Скучно ему, что ли?
