Читать онлайн полностью бесплатно Геннадий Мурзин - Любовь больная. Современный роман в двух книгах
Редактор Геннадий Мурзин
Корректор Геннадий Мурзин
Фотограф Сергей Мурзин
Фотограф Геннадий Мурзин
© Геннадий Мурзин, 2018
© Сергей Мурзин, фотографии, 2018
© Геннадий Мурзин, фотографии, 2018
ISBN 978-5-4490-5014-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Геннадий Иванович Мурзин (на фото) – профессионально занимается журналистским и литературным творчеством без малого шестьдесят лет. Отзывы о книге можно оставлять либо на авторской странице издательства, либо направлять по электронной почте – [email protected].
Пролог
Эпистолярный жанр, признаюсь честно, – мне не слишком люб. Скажу больше: сам я писал и пишу письма только в самых крайних случаях. Даже матери. Даже детям. Даже внукам. Это – (упаси Боже!) не попытка самооправдания или мольба о снисхождении, а всего-то констатация факта.
Когда сажусь за стол и берусь за письмо, то сразу возникает так много вопросов: зачем; кому это надо; о чем писать, а о чем не стоит; есть ли у меня новости, достойные моей эпистолы; нельзя ли обойтись вообще без этого равнодушно-формального послания, коли чувства глубоко-глубоко запрятаны и спят мертвецки на дне человеческой души? Поразмыслив хорошенько, обычно откладываю в сторону ручку и забываю об эпистолярной затее надолго, если не навсегда.
Это – что касается меня лично. Но, читатель, я восторженно читаю литераторов, которые смело и умело выбирают для своего произведения эпистолярную форму изложения. Читаю, и, говоря по чести, завидую таким авторам, у которых эта форма дает впечатляющий эффект.
Эпистолы, с которыми хочу познакомить тебя, читатель, попали ко мне случайно. Нет, я их не крал у автора. Нет, я не рылся в чужих сундуках и шкатулках..
…Лет шесть тому назад подал свой голос вечно молчаливо стоящий на столе телефон. Излишне торопливо дотянулся и снял трубку.
– Да… Слушаю…
И услышал в ответ:
– Привет, коллега!
Давно не разговаривал с ним по телефону, но не узнать его невозможно.
– Здравствуйте, Григорий Ильич! – с неприкрытой радостью откликнулся я.
В трубке загремел смех.
– Что случилось, коллега, а?..
– Ничего… Все в порядке…
– Не совсем, судя по тебе, «все в порядке», если вдруг на «вы» и с отчеством. Чужими, хочешь сказать, стали, да?
– Я… без задней мысли, Гриш…
– Так-то, как ни крути, намного лучше – привычнее.
– Я подумал: давно не общаемся и ты… возможно… изменился и моя фамильярность может тебя покоробить.
– Не оправдывайся! Зачем?.. Кстати, тебя не удивил мой звонок?
Я признался:
– Удивил… Столько времени не подавал признаков жизни и тут…
Григорий Ильич вновь рассмеялся.
– Так ведь и ты ничем не лучше: залег в своей берлоге и – ни гу-гу. Стало быть, счет-то равный – ноль-ноль, – он, сделав паузу, продолжил. – Своим звонком не помешал ли? Если что, скажи и я перезвоню позже.
– Глупости! Не можешь ты мне помешать!..
– Чем, дружище, занимаешься на данный конкретный момент?
– Если честно, пустяками, Гриш.
– Тогда… Извини меня, я нагряну к тебе…
Я прервал.
– Извинения неуместны.
– Тут готов поспорить: знаю, как тебе всегда были неприятны непрошенные гости.
– Хочешь спора? Изволь, Гриш: тебе ли не знать, что двери моей «берлоги» для тебя – всегда настежь.
– Были настежь, а сейчас…
– Были, есть и, уверяю, будут.
– Раз так, то сейчас же еду. Да… Вопросец уточняющий, дружище, имеется: ничего, если я с прицепом, а?
– Это ведь, Гриш, смотря потому, что за прицеп…
– Стандартный, очень стандартный.
– Нельзя ли поточнее?
– Например, в виде бутылочки армянского, конфет и хорошей ветчины.
– Прицеп приличный, – я тоже рассмеялся в трубку, – но будет еще лучше, если содержимое этого самого прицепа чуть-чуть поменяешь: вместо армянского, бутылочку нашей, русской.
– Изменение принимается.
Григорий Ильич положил трубку.
Не прошло и получаса, как Маврин уже был у меня. Оглядели друг друга и, похоже, оба остались довольны. Да, постарели и это бросается в глаза: даже на головах, как я люблю выражаться издавна, полторы волосинки в три ряда, причем и даже они белы-белёхоньки.
Выпили по одной рюмочке. Тост был традиционный: «За встречу!»
На правах принимающей стороны, наполнил рюмки снова. Но опрокидывать сразу не стали. На какое-то время, увлёкшись воспоминаниями, о желанном содержимом рюмок забыли. Выражаясь точнее, он говорил, а я слушал. Я понял: Маврину надо выговориться, но более благодарного слушателя, чем я, он подыскать не смог. Вот и…
Григорий Ильич спохватился, что говорит всё о себе да о себе, поэтому решил «перевести стрелки» на хозяина.
– Слышал, что «господин сочинитель» по-прежнему пописывает, а читатели почитывают. Не отходишь от традиций: хлестко пишешь. Видел твою публицистику в областной газете. Дрожь пробирала, когда читал статью «Взрывы, потрясшие мегаполис»…
Я пояснил:
– К двадцатилетию со дня той трагедии написал.
Маврин кивнул.
– Я так и понял… Страшная история, но удивительно правдивая… Как и все, что ты создаешь. Объемная статья… И странно, что опубликовали.
– Наполовину сократили, – сказал я.
– Жаль, но… Все равно звучит убийственно. Да… Кто-то мне говорил, что литературными текстами начал баловаться.
– Есть, Гриш, и такой грех на моей совести.
– Всё скромничаешь, дружище? Насколько мне известно, кое-что даже публикуешь…
