Не так уж часто главе департамента, спокойно работающему у себя в кабинете на Уайтхолле, доводится услышать близкий и не оставляющий сомнений в его происхождении звук – грохот револьверного выстрела.
В это мгновение ленивый толстяк по имени Октавиен Грей («совершенная сфера» – так называла его жена) медленно выводил аккуратным мелким почерком на белой служебной бумаге затейливую фразу, одновременно наслаждаясь приятным, наводящим сонливость послевкусием выпитого за ланчем отличного бургундского. И вдруг – выстрел.
Октавиен выпрямился, потом встал. Сомнений не было. Выстрел прогремел совсем рядом, в этом же здании. Он ни с чем не спутал бы этот звук, хотя последний раз слышал его много лет назад в бытность свою солдатом. Его тело помнило этот грохот и напряглось в уже забытом ощущении противостояния ужасному и неизвестному.
Октавиен подошел к двери. Только отдаленный шум лондонских улиц нарушал тишину теплого, душного коридора. Он хотел крикнуть: «Что там? Что случилось?» – и не смог.
Он вернулся в кабинет и чисто инстинктивно направился к телефону – нити, связывавшей его с миром. Но тут же услышал – по коридору кто-то бежит.
– Сэр, сэр, случилась ужасная вещь!
В дверях стоял рыжий голубоглазый конторский курьер Макграт, губы розовели на побелевшем лице; его била дрожь.
– Убирайся. – Ричард Биран, один из подчиненных Октавиена, оттолкнув Макграта, вошел и закрыл за собой дверь.
– Ради бога, что это все значит? – спросил Октавиен.
Биран остался стоять, прислонившись к двери. Некоторое время он не мог отдышаться, а потом произнес, как всегда четко, своим высоким голосом:
– Послушайте, Октавиен, в это трудно поверить, но Рэдичи только что застрелился.
– Рэдичи? Силы небесные! Он мертв?
– Да.
Октавиен сел. Поправил белый лист на красной папке. Перечитал неоконченное предложение. Потом снова встал.
– Пойду… взгляну на него. – Он направился к двери, которую Биран распахнул перед ним.
– Полагаю, надо вызвать Скотленд-Ярд.
– Я уже взял на себя смелость сделать это.
Комната Рэдичи была этажом ниже. У закрытой двери собралась небольшая толпа. Безвольно опустив руки и открыв рты, люди внимали Макграту.
– Уходите отсюда, – сказал Октавиен. Они молча смотрели на него. – Возвращайтесь на свои места, – сказал он. Толпа стала медленно расходиться. – И вы тоже, – обратился он к Макграту.
Биран открыл дверь. Переступив порог, Октавиен увидел, что голова Рэдичи лежит щекой на столе. Зайдя в кабинет, Биран запер дверь, но после минутного размышления снова отпер.
Покрытая красноватым загаром складка на шее Рэдичи наползла на белый крахмальный воротничок. Первое, о чем подумал Октавиен, – открыты ли у него глаза, но, чтобы это узнать, надо было нагнуться и заглянуть в лицо. Левая рука свисала почти до пола. Правая лежала рядом с оружием – старым армейским револьвером. Октавиен почувствовал, что нужно срочно взять себя в руки, сделать несколько медленных вдохов, собраться и вспомнить, кто он, собственно, такой. Ему доводилось видеть много мертвых тел, но летним днем на Уайтхолле, с этой наползающей на твердый воротничок складкой шеи, еще никогда.
Октавиен быстро напомнил себе, что он – начальствующее лицо, его долг – сохранять спокойствие и принимать решения.
– Кто его нашел? – спросил он Бирана.
– Я как раз проходил мимо двери, когда услышал выстрел.
– Полагаю, нет сомнений в том, что он мертв? – вопрос звучал зловеще и почти неприлично.
Биран ответил:
– Вне всякого сомнения. Взгляните на рану.
Октавиен подошел ближе. Обогнув стол с того боку, куда смотрел затылок Рэдичи, и перегнувшись через спинку стула, он увидел круглую дырку чуть правее небольшой ямки у основания головы. Довольно широкое темное отверстие с почерневшими краями. Немного крови из нее, не очень много, натекло за воротник.
– Очевидно, он выстрелил себе в рот, – сказал Биран, – пуля прошла насквозь.
Октавиен отметил аккуратную линию недавно подстриженных седых волос на теплой, беззащитной шее. Ему вдруг захотелось дотронуться до нее, прикоснуться к его пиджаку – осторожно, из любопытства, пощупать ткань. Перед ним было собрание не связанных уже между собой частей тела только что жившего человека, одежда, плоть. Наводящая ужас тайна отнятой жизни, внезапный распад живого человека на части, куски мертвой материи. У Рэдичи редко что получалось как следует, но тут он не подкачал.
Октавиен никогда не испытывал особой симпатии к Рэдичи. Он даже не слишком близко его знал. Рэдичи являл собой тип эксцентрика, какие всегда находятся в любом государственном учреждении. Обычно обладая высоким уровнем интеллекта, будучи подчас блестяще одаренными, они обнаруживают некую неправильность в оценках и суждениях и редко поднимаются по служебной лестнице выше начальника отдела. Считалось, что Рэдичи «слегка не в себе». Однако он был вполне доволен жизнью. Интересы его были широки. Он постоянно просил отгулы. Октавиен припомнил, что в последний раз он желал расследовать какой-то случай полтергейста.
