Январь 1942 года. Ленинград
– Мама, я не хочу с тобой расставаться, – плакала 5 летняя Зиночка.
– Лучик мой, так нужно. Скоро я буду рядом с тобой. – Пытаясь сдержать слезы, Таня уговаривала свою дочь.
– А как я буду без тебя, одна?
– Ты не одна, с тобой же Коля будет рядом.
Соседский вихрастый мальчишка восьми лет от роду смотрел на свою маленькую подружку взрослым взглядом.
– Зина, я же тебе дал слово тебя оберегать.
Тане было очень сложно, но она понимала – это единственный шанс уберечь детей от этого кошмара, который сейчас происходил вокруг них. Блокада, холод и голод. Коля потерял свою мать – та ушла из жизни при родах вместе с новорожденным. К ней никто не смог прийти на помощь, просто не успели…
Она просила разрешить ей вместе с другими покинуть город, но начальство на заводе в категоричной форме ответило отказом:
– Если вы все эвакуируетесь, кто работать будет? Думаешь, мне хочется здесь оставаться? Но есть приказ свыше. И, как ты понимаешь, нарушать его нельзя.
– Прошу, спасите хотя бы моего ребенка! Я найду свою дочь потом, когда закончится блокада. Как бы мне не было больно и страшно, но я должна думать о ее жизни. И Колю… Он один остался совсем, это мальчик соседский.
Таким образом Зина и Николай были вывезены по Ладожскому озеру вместе с другими детьми и женщинами.
В следующие два года Татьяна находилась на грани, но она искала в себе силы встать и идти – ее целью было воссоединение с дочерью. Каждый день она ждала когда все закончится, но тянулись дни, недели, месяцы, люди падали на улицах от холода и от голода. Ее мать была одной из этих несчастных. А им никто не разрешал покидать осажденный Ленинград. В начале февраля 1944 года худая и обессиленная трудностями женщина подошла к начальнику цеха и тихим, почти безжизненным голосом произнесла:
– Блокада закончилась. Мне нужно найти свою дочь и Колю. Отпустите меня.
– Ты знаешь, где их искать?
– Я нашла информацию, что их перевезли в Ярославскую область. Попробую поискать по детским домам. Но на это уйдет много времени.
– Как ты одна поедешь? В стране еще идет война.
– Вы думаете, после блокады я еще чего-то боюсь?
Василий Иванович тихо крякнул и расправил усы.
– Ты думаешь так легко и просто взять и отпустить тебя?
– А если меня признать умершей, или без вести пропавшей? Тогда ни у кого не возникнет вопросов куда я делась и почему не выхожу на завод. Вот Аглая – три месяца от нее ни слуху, ни духу, а потом как ни в чем не бывало вернулась. Ее тогда еврей старый подобрал на улице и отпаивал кипятком, потом она какое-то время у него жила в квартире, лежа с воспалением легких. Нас таких тысячи!
– Нет, на такое я не пойду. Я два месяца могу тебя покрывать, но не более того. А в апреле чтобы вернулась и приступила к работе, иначе, сама знаешь, что будет.
– Спасибо вам. – Еле передвигая ногами от слабости, Таня прошла через цех и вышла на территорию завода. Надо с чего то начинать поиски. Она уже наводила справки, знала, что всех людей в тот день переправили в Ярославль, значит нужно оттуда начинать.
Прибыв в Ярославль, она поселилась у одинокой старушки, с которой познакомилась на станции.
– Милая, ты кого-то ищешь? – спросила пожилая женщина Татьяну, которую заметила, одиноко стоявшую на перроне и растерянно оглядывающуюся.
– По правде говоря, да. Я прибыла в ваш город чтобы найти детей – мальчика и девочку, их после эвакуации перевезли сюда, в область. Теперь мне надо где-то остановиться, чтобы начать поиски через запросы.
– Так пошли ко мне, я одна живу. За постой брать ничего не буду. А ты мне квартиру в порядок только приведешь. А то же стара стала, колени не слушаются и руки не поднимаются.
– Я с радостью! Спасибо, – поблагодарила ее Татьяна.
Вечером, когда Татьяна вернулась из управления, она села за стол вместе с Тамарой Васильевной, приютившей ее на время поисков и с удовольствием отхлебнула горячий сладкий чай.
– Ну, рассказывай, как сходила.
– Пришла, мы подали запросы во все детские дома области. Я назвала не только фамилии и имена детей, но и их приметы. У моей Зины на предплечье шрам, об гвоздь поцарапалась. Он довольно глубокий чтобы смог пройти за два года, что мы не виделись. Так же запросы были переданы в школы, ведь ей уже 7 лет и она должна быть первоклашкой. Приметы Коли тоже сообщила – рыжий, с веснушками и двумя макушками на голове. У него так смешно топорщатся волосы, если их вовремя не подстричь. – улыбнулась Таня
– Это он в мужа твоего, что ли, рыжий? Ты вроде темненькая, больше на татарочку похожа.
– Нет, это не мой сын, соседский.
– А что ты о нем так печешься?
– Моя Зина очень к нему привязана, они как брат с сестрой, не разлей вода. И жалко мне мальчонку – отец на фронт ушел воевать, Ленинград оказался в блокаде, письма не приходили и не знаем, жив он или нет. А мать Коленьки погибла во время родов, в декабре 1941 года.
– А твой муж где?
– Пал в июле при обороне города.
– Печально это. Родители то у тебя хоть есть?
– Отец тоже погиб в начале войны, а мать замерзла на улице год назад.
– Что же вас не эвакуировали?
– Она врачом была, нельзя покидать город. И нас, рабочих с завода не отпустили.
