Летом 2019 меня поразил пример подруги, которая за месяц написала черновик романа в 50 000 слов. Это была история о работе, взаимоотношениях в коллективе и переживаниях, когда интриги, козни, лицемерие и подставы ждут за каждым поворотом. Основанное на реальных событиях, произведение получилось очень искренним и откровенным. И я подумала: «Вот бы мне тоже так рассказать свою историю». Наверное, в качестве примера мне был нужен близкий человек, у которого всё получилось. Только тогда загоревшаяся идея имела шанс не погаснуть от ветра переменчивого настроения.
Несколько недель я основательно готовилась: собиралась с мыслями, просматривала подходящие блокноты для черновиков, советовалась с подругой. Хотелось придать новому произведению особый смысл, поэтому я решила начать работу во время летней поездки в Калининград.
И вот в первое воскресенье августа, когда подруга, с которой я путешествовала, ушла по делам, я открыла блокнот и просто написала: «Впервые я увидела его на педсовете в августе 2012». Сначала получилось совсем немного – чуть больше пяти блокнотных страниц, примерно 500 слов. Я задумывалась над фразами, подбирала варианты получше, зачёркивала слова и целые предложения. В следующее воскресенье я написала уже шесть страниц, а в самолёте – девять с небольшим.
Вернувшись домой, я отложила произведение до лучших времён. Не то чтобы было психологически сложно, но пропал энтузиазм и появились другие дела. Чтобы продолжить повесть, мне был необходим челлендж, вызов самой себе. И я уже знала какой.
В ноябре я присоединилась к традиционному писательскому флешмобу NaNoWriMo. В первый же день меня – видимо, по тегу – нашла одна писательница из Петербурга и пригласила в общую дискуссию. Там организатор ежедневно постил вдохновляющие картинки, участники делились своим опытом, с гордостью заявляли о достижениях, говорили о впечатлениях. Мощный поток творческой энергии с лёгкостью подхватил и закружил меня. Я не жалела времени, скрупулёзно считая слова на страницах, чтобы в конце очередного дня опубликовать в WhatsApp статус: «Столько-то слов за день» с тегом марафона. В первые дни пришлось преодолевать себя, я безуспешно пыталась справиться с нахлынувшими чувствами, пока не догадалась написать концовку. Она получилась слабой и наивной, но на тот момент её качество не имело значения. Мне было важно само наличие финала, хотя бы формального. Только тогда я смогла вернуться к линейному повествованию. Когда я подошла к эпилогу естественным образом, концовка поменялась будто сама собой.
Но всему своё время.
Глава первая. Разворот на 180 градусов
Впервые я увидела его на педсовете в августе 2012, но из-за суеты и оживлённых разговоров заметила не сразу. Только когда директор взяла слово и по традиции начала представлять новых учителей, я обратила внимание на незнакомые лица. «Свежая кровь», – так говорят обо всех новичках, преимущественно молодых. На этот раз главным и самым ярким «эритроцитом» оказался статный и высокий Андрей Сергеевич Леонов. Директор объявила, что он займёт место Нинель Витальевны – и актовый зал пришёл в движение, зашелестел, загудел на сотню голосов.
Нинель Витальевна Ерошина, заслуженный учитель немецкого, по-арийски сдержанная и по-советски строгая, была завучем годов с 80-х. Она начинала вместе с директором и была её главным советником. За два года работы в лицее я привыкла считать этих двоих «столпами империи», и моё мнение разделяли многие. Например, Елена Владимировна Рубинова – завуч, которая училась в лицее, когда он ещё был обычной школой.
Пока директор вещала про Андрея Сергеевича и его достижения, Елена Владимировна повернулась ко мне и вполголоса сказала:
– Я думала, она будет всегда, а оно вон как получилось.
Коллега часто-часто заморгала на последних словах, как делала всегда, когда была недовольна.
Я посмотрела на Нинель Витальевну. Она сидела неестественно прямо, поджав и без того тонкие губы. Из-за бликов на массивных очках казалось, что её глаза сверкают. Можно было даже представить, что они приобрели цвет штормового моря.
Я не знала и, честно говоря, не интересовалась, что произошло между Тамарой Алексеевной и её ближайшей сподвижницей. То ли Ерошина сдала и перестала справляться с объёмом работы, то ли многолетняя дружба со временем побледнела и потрескалась. Так или иначе, один из «столпов империи» пошатнулся, и, чтобы предотвратить падение, его по-быстрому заменили.
– Конечно, Нинель Витальевна будет приходить, помогать советами, – робко закончила директор.
Бывшая завуч сухо кивнула и попыталась улыбнуться. Она не приняла отставку. Впоследствии, несмотря на заявление директора, Нинель Витальевна ни разу не пришла проконсультировать своего преемника и не появилась ни на одном мероприятии, посвящённом памятным датам лицея.
В перерыве я всякого наслушалась о новичке и его связях и к середине дня успела проникнуться к нему искренней неприязнью. За Нинель Витальевну было обидно до слёз. Да, из-за её строгости и моей неопытности у нас случались конфликты, но Ерошина одним взглядом внушала уважение. Её грузную, степенную походку узнавали ещё до того, как она появлялась в учительской. Однако в трепете перед этой женщиной старой закалки не было страха – скорее, небывалое почтение. Она держалась с достоинством и носила свой статус, как невидимую медаль на шее.