ПРИБЛИЖЕНИЕ ПЕРВОЕ
АОЙДА – ГОЛОС
…Когда-то мать-Мнемосина обходилась без чужой помощи.
Вы спросите, как ей это удавалось?
Отвечу – вдохновение для всех одно, кифаред ты, гончар, философ или гетера. Без него ни песню сложить, ни амфору сделать, ни законы мира постичь… ни утешить того, кто их постиг. А если получится без вдохновения – лучше забыть и сызнова начать.
Мы, три сестры, росли гораздыми на выдумки непоседами. Отцу-Могучегремящему было не до нас, не мешаем – и ладно. Иногда заглядывал брат Феб, тот ещё затейник. Только где ему сладить с тремя проказницами! Когда он уставал, мать давала нам поручения. Сначала небольшие, много ли с малявок проку?
А мы, познав радость творения, вошли во вкус. То аэду, заплутавшему в образах, слово подскажем. То вышивальщице с узором подсобим – таким, что и Зевсу хитон украсить не зазорно. То астроному, который зоркость утратил, новую звезду укажем. Бывало, и вазописцу дрожь рук уймём, чтобы не опозорился после возлияний…
Эх, чудное было время!
А потом эти лоботрясы, От и Эфиальт, проведали о наших забавах. Наверно, Гесиод похвастал, кем на песни вдохновлён. Или Гомер проговорился, кто ему «Илиаду» нашептал. Разве из циклопов правду вытянешь?
Язык немеет, и слова на губах стынут, едва вспомню, как одноглазые выслужились! На горе Геликон, на пажитях Пегаса, они возвели святилище…
Да-да, вы не ослышались.
Святилище для трёх сестёр. Трёх муз. Для Мнемы, Мелеты и меня, Аойды.
И с той поры нам не то что присесть – вздохнуть некогда. Денно и нощно к нам взывают, вдохновение и талант просят. Даже не просят, требуют! Побольше, и можно без нектара…
Строга классическая муза – для дураков она… обуза.
В. Казанжанц
– Владечка-а-а!
Рука Влада дрогнула, и выделенный абзац исчез с экрана ноутбука. Влад торопливо нажал Ctrl+Z, но, перечитав фрагмент, удалил его. Невелика потеря.
Сделав такой вывод, Владимир Любимцев залпом допил кофе с коньяком.
Будучи молодым и амбициозным, он твёрдо знал, что писать просто. Когда озаряет вдохновение, ты берёшь белый лист и оставляешь на нём свою тень.
Молодость поблёкла, амбиции выросли, но он так и не понял, что делать, если озарение погасло. Если белизна текстового редактора или бумажного листа вызывает не предвкушение, а панику.
Взгляд писателя уткнулся в стену. Там лоснилась афиша к фильму по его третьему роману – «Тысяча и одно проклятие». Роману, который сделал его знаменитым.
Слева от афиши блестела глянцевыми томами книжная полка. Один-единственный просвет на ней изводил, как вырванный зуб. Ещё месяц назад здесь должен был стоять четвёртый роман Влада. Роман, который никак не облекался словесной вязью. Более того, который все ещё не имел названия!
– Владечка! Сколько тебя ещё ждать?
Ну ведь тысячу и один раз просил Ляльку не лезть с ерундой, когда он работает! Телефоны она отключает – чтобы не отвлекали, окаянные! – а сама не мешать не может.
То, что ждала ерунда – это к оракулу не ходи.
Лялька, златокудрая муза, вертелась в прихожей перед зеркалом, по фэншуй расправляя складки нового платья и надувая жевательную резинку.
Фавориткой среди жвачек была «Love is…», самая приторная, клубнично-банановая. За два года Влад так и не понял, зачем Ляльке эта отрава – успокоиться, или позлить его, любимого. Что девушка без ума от «клубнично-банального» извращения, он не рассматривал.
– Котечка! – На губах музы вспух и опал розовый пузырь. – Ты ещё не брился? Нам же выходить!
– Куда? – невинно спросил Влад и ловко поймал брошенную в него расчёску.
Выходить не хотелось.
Месяца три назад он неосмотрительно пообещал отметить Новый год в арт-кафе «Люмьер» с Лялькиными друзьями. Тогда взятый правдами и неправдами полугодовой отпуск казался бесконечным. Окрылённый Влад верил, что сдаст книгу в срок, и смотрел в будущее с оптимизмом.
Не проходило дня, чтобы Лялька десяток раз не напомнила ему о предстоящем. Влад уже начал придумывать повод, как избежать вечеринки. Время «Ч» было всё ближе, а повод так и не появился.
– Надеюсь, что я пьяный, никого не смутит? – уточнил он.
– Ты не пьяный. Ты навеселе, – оправдала Лялька своё помятое и небритое сокровище. – Мужчине легкая нетрезвость к лицу. Для имиджа и апанажа.
Ляля – в чём-то наивная, но не глупая – любила жонглировать смыслами и созвучиями.
– Ага! – Влад подхватил эстафету. – А также для арбитража и антуража…
– Именно! – Златокудрая муза хлюпнула очередным пузырём и затрепетала ресницами.
Влад понял – сейчас или никогда. И пошёл напролом.
– Солнышко, ты же знаешь… Я, когда работаю, совсем бестолковый. Сяду между вами бирюком, испорчу праздник… Может, без меня пойдёшь, а?
