Камеристка вышла и робко подошла ко мне, с опаской косясь на герцога.
- Мы с его милостью, возможно, сейчас уснём. Если это случится, пожалуйста, перенеси меня на кровать, как в прошлый раз. И - главное, сразу поставь на место этот флакон. Он очень ценен, не отдавай его больше никому.
- Да, госпожа, я всё сделаю.
- Ну вот, кого-то - на мягкую кровать, а кому-то в неудобном кресле корчиться, - пробурчал герцог.
Однако видно было, что недовольство его напускное, и что всё происходящее ему нравится. Ну что ж... Я сделала глубокий вдох и отвинтила крышку флакона. Поднесла его к запястью герцога и аккуратно капнула, а потом тут же завинтила крышку обратно.
- Я - всё ещё я, - разочарованно сказал герцог.
- Попробуйте как бы вдохнуть аромат этой капли, - предложила я и, в свою очередь, приблизила лицо к руке де Форэ, которую он поднимал к себе.
Так, сблизив лица и глядя друг другу в глаза расширившимися зрачками, мы одновременно сделали вдох.
ГЛАВА 7
*Оливи*
Восемь месяцев безоблачного счастья, наполненных красотой вокруг, почтением слуг, интересными книгами, но главное - любовью. Жан-Кристоф любил и часто желал меня, и я платила ему тем же. И я старалась не думать, почти не вспоминала, что мой любимый женат, что где-то в столице живёт его законная супруга. Герцогиня де Буше.
Но сегодня мне довелось это вспомнить. По почте пришло короткое сухое письмо, которым Женевьев сообщала, что она намеревается посетить этот замок и своего мужа, и приедет уже завтра - поскольку выехала почти одновременно с отправкой письма.
- Спасибо, что предупредила, - сказал Жан-Кристоф, прочитав письмо, вздохнул и добавил непонятное, - И в этом вся Женевьев.
Впервые за эти восемь месяцев я опустила голову и замерла. Внезапно почувствовала себя воровкой, которую почти поймали на горячем.
- Оливи, ну что ты, неужели испугалась? - спросил Жан-Кристоф, увидев выражение моего лица, - Не переживай, она долго здесь не пробудет - уж я-то её знаю. Нам просто надо пережить её визит как... стихийное бедствие, и потом у нас с тобой опять всё будет по-прежнему.
- Жан-Кристоф, ты сможешь пережить это бедствие, находясь дома, как обычно. Но где переживу его я? Ты переселишь меня в посёлок? Туда, где никто меня сейчас не знает и не видел, как ты и хотел?
Я оглядела свои обжитые, ставшие такими привычными комнаты и чувствовала, что у меня начинается едва ли не истерика.
Мой любимый потёр подбородок.
- Нет, милая, ты никуда не поедешь. В этом замке есть одна потайная комната... убежище на случай нападения. О ней не знает никто, кроме меня, нашего эконома Равеля и его сына. Я сам-то видел эту комнату лишь один раз, мельком - к счастью, она мне прежде ни разу не понадобилась, я и забыл почти о её существовании. Сейчас дам Равелю распоряжение подготовить ту комнату для тебя. В ней, конечно, не слишком уютно, но есть всё необходимое, даже уборная. Всё время визита Женевьев ты проведёшь там. Младший Равель будет носить тебе еду, а я буду смотреть, чтобы Женевьев этого не увидела.
В сопровождении эконома мы прошли в библиотеку. Сын Равеля, Гастон, остался у входа следить, чтобы туда больше никто не вошёл. Эконом проводил нас к дальней стене, на которой от пола до самого потолка были установлены книжные полки. Довольно глубокие, не менее чем для трёх рядов книг. Равель подошёл к одной из полок, взялся за неё и с силой потянул на себя. Она выдвинулась вперёд вместе с книгами, и тут целый отсек стены с полками стал поворачиваться. Открылась щель, ведущая за шкаф, достаточная по ширине, чтобы в неё беспрепятственно мог войти человек. К моему удивлению, внутри было светло, хотя моё воображение заранее рисовало тесное, тёмное и душное помещение. Но всё оказалось не так плохо.
Комната была узкая, но она имела окно, забранное шторами светло-серого цвета.
- Разве снаружи никто не может увидеть это окно и узнать о существовании комнаты? - обернулась я к Жану-Кристофу.
- Сама подумай - мы вошли через библиотеку, где такие же окна, и дальше за этой стеной идёт длинный коридор-галерея с точно такими же окнами и шторами. По вечерам там в простенках зажигают точно такие же светильники. Никому в голову не придёт считать эти окна внутри и снаружи, чтобы сравнить результат. А когда шторы снимают для стирки, Равель снимает их и здесь тоже.
В следующие часы в потайную комнату перенесли все мои вещи. Не потому, что они мне здесь понадобятся, а для того, чтобы в замке не оставалось никаких признаков моего существования, дабы не потревожить этим законную супругу моего любимого. Всё это было настолько неприятно, что я думала, что уже никогда не смогу быть такой же счастливой, как в прошедшие восемь месяцев. Остаток дня Жан-Кристоф провёл где-то вне замка, а ночью я уже спала одна в потайной комнате, ведь точный час приезда герцогини был неизвестен.
Предосторожность была не лишней - зашедший утром Равель сообщил, что законная супруга герцога прибыла в замок на рассвете.
Я чувствовала себя узницей. Пыталась читать, но книги не увлекали, я не могла сосредоточиться и часто забывала то, что только что прочитала - приходилось перечитывать. А ещё я обнаружила в комнате то, о чём, очевидно, не знал Жан-Кристоф - глазок. Здесь он выглядел как элемент росписи стены, а снаружи, очевидно, открывался на большой картине, висящей в галерее. На картине изображена некая дама с букетом цветов. Припоминая все расстояния, я предположила, что глазок открывается как сердцевина какого-то цветка, незаметно для взора не разглядывающего картину человека.
