Часть 1. Михаил.
Поезд мчался сквозь ночь. Мелькали в темноте чёрные силуэты деревьев. Иногда вспыхивали и гасли огни придорожных деревень и городов. В купе тускло и желто светила лампочка, роняя круглое световое пятно на столик. Было тихо. Казалось, что поезд мягко покачиваясь, несётся из Ниоткуда в Никуда и нет этому пути конца. За столиком сидел мужчина лет сорока пяти, в тёплом свитере. Напротив, прислонившись к стене, дремал старик в меховом жилете. Коричневое от времени лицо старика было сплошь расчерчено тонкими морщинами, словно паутиной. Мужчина нервничал, это не давало ему спать. Постельное бельё с подушкой рулоном лежали на краю полки. Он суетливо копался в сумке, перебирая её содержимое.
— Эй, дед, — позвал мужчина, прерывая раздражающую его тишину. — Не хочешь маленько для сугреву?
У него был простуженный, чуть с хрипотцой голос. Мужчина достал из сумки бутылку водки и пластмассовую зелёную кружку. Старик открыл глаза. Взгляд его скользнул по бутылке и обкусанным ногтям на руке, держащей эту бутылку.
— Я не пью спиртное. И тебе не советую. Печень у тебя никуда не годится, — отозвался он и придвинулся ближе к столику, вынырнув из полумрака в жёлтый свет.
Старик немного растягивал слова. Его голос звучал тихо, певуче.
У старика были узкие чуть раскосые глаза и редкие седые волосы.
— Почему ты решил, что печень у меня больная? — спросил мужчина. Ему было всё равно, что там решил себе старик. Не хотелось сидеть в тишине. Но бутылку он не раскупорил, поставил на столик.
— Глаза твои об этом говорят, — сказал старик. — Больные у тебя глаза.
— Это от недосыпа они так говорят. К тёще ездил. Врач позвонил три дня назад, сказал инсульт. Должна была помереть к утру. Мы с женой на самолёт и полетели. Весь рейс трусился как Каштанка. Боюсь летать, всё кажется, что сейчас крылья оторвутся и рухнем. Самолёт ещё какой-то попался маленький, допотопный. Какой-то дурацкой авиакомпании… Херак Авиа… Ну или похоже. Пока долетел, во всех грехах успел раскаяться и во всех богов уверовать. А тёща оклемалась. Вот у кого здоровье! Девятый десяток разменяла. Третий инсульт пережила. А хоть бы чё! Я на поезд и домой. На работу надо. И дети одни. А жена там осталась присмотреть, пока выпишут. Столько раз к себе звали, а тёща не хочет, — в голосе мужчины звучала досада и раздражение.
Руки его требовали какой-то деятельности. Мужчина взял со стола пластмассовую кружку и стал её рассматривать, протирая пальцами край.
— Тёща твоя тебя переживёт. Зря ты на её жилплощадь рассчитываешь, — тихо сказал старик и улыбнулся, обнажая редкие потемневшие зубы.
— Как это переживёт? Да ей лет уже… Смерть поссать отпустила. Как она меня переживёт? Ты что, ясновидящий? — усмехнулся мужчина.
Тёща держалась за жизнь мёртвой хваткой. Она путалась в воспоминаниях, жаловалась на отёки, давление и нервы, но упорно не освобождала трёхкомнатную квартиру. Пару раз в год у тёщи случался очередной приступ и надо было мчаться к ней, чтобы успеть попрощаться. И каждый раз тревога была ложной.
— Я яснознающий. Я шаман, — тихо и просто ответил старик, как будто это должно было всё объяснить.
— То-то я смотрю глаза у тебя узкие. Ты калмык? Или башкир? — мужчина снова потянулся за бутылкой, намереваясь раскупорить её. Разговор пошёл, пора было разливать. Хотелось залить досаду. Он уже нашёл покупателя на квартиру, а хозяйка опять показала кукиш. Вот же вредная баба!
— Я монгол, — уточнил старик и снова улыбнулся тонкими губами. Его чёрные глаза смотрели внимательно, словно пытались прочесть мысли попутчика.
— А говоришь чисто, без акцента, — отпустил комплимент мужчина. Старик казался ему глуповатым. Но это ерунда, им не теоремы тут доказывать. А то, что дед «с приветом», так ему по возрасту уже положено.
— Давно живу, научился, — сказал шаман.
— Меня, кстати, Миша зовут, — протянул мужчина руку через столик.
— Что же ты, Миша, так запросто чужому человеку своё имя называешь? А если человек злой? Порчу наведёт. Или душу твою в рабство заберёт, — сделал замечание старик. На рукопожатие он не ответил. Ну и пёс с ним! Может, у них, у шаманов так принято.
Михаил засмеялся в ответ на поучения старика. Вагон мягко покачивался, колёса отстукивали своё вечное «чух-чух». Белые занавески на окне отделяли жёлтый уют купе от беззвёздной октябрьской ночи. Почему-то отступила тревога. На душе вдруг стало легко, как будто что-то изменилось в его жизни прямо сейчас.
— Дед, ну какая порча в век космических технологий? Тебя-то, как звать? — спросил он.
— Так и зови, дедом. Можешь шаманом, если хочешь, — ответил попутчик.
Старик положил руки на столик. У него были длинные пальцы, обтянутые тонкой коричневой кожей. Он весь напоминал высохшую ожившую мумию. А одежда на нём была самая обычная, современная, только не по размеру. Как будто с чужого, более широкого плеча.
— А почему ты не в перьях и цацках? И где твой бубен? — Михаил поднял руки над головой, имитируя удары по бубну, и закатил глаза для достоверности образа.
— Цацки, как ты говоришь, нужны для общения с духами. А с живыми людьми можно и так. Пока глаза живые, в них можно душу прочесть. Зачем мне бубен? Я и так про тебя всё знаю. И про твою жизнь, и про мечты, и про проблемы, и про твоего демона, — улыбаясь ответил шаман.
