Рассказ первый: «Мышиный король»
Мой игломёт направлен точно в голову отца. Его рука с факелом вознесена над пропастью, со дна которой доносятся отчаянные крики о помощи. Проповедники говорят: «Мы, муридаи, потомки великого мышиного рода, избраны Вершителем, ибо наш народ единственный был одарен разумом…». Но что бы они сказали теперь, став свидетелями кошмара, развернувшегося за последние дни в этом маленьком провинциальном городке на окраине Безопасного подземелья?
Световые очки, благодаря которым мы, муридаи, прекрасно видим в кромешной темноте, окрашивают облик моего отца жутким красноватым оттенком. Татуировка его имени мистически мерцает на оборванном ухе: «GN3L7/6». Пламя факела в руке отца хищно рыщет по воздуху длинными языками, словно вампир, почуявший кровь. Где-то там, во тьме, далеко внизу сдавлены прессом ужаса тысячи сердец ни в чем не повинных муридаев, по пояс увязших в тягучем зловонном топливе. Коварная и жуткая ловушка того, кто всю жизнь был для меня примером доблести, чести, отваги и преданности своему народу. Тот, кого теперь я держу на мушке игломёта.
У меня нет права на ошибку, и я отчаянно пытаюсь найти нужные слова, чтобы предотвратить катастрофу, но ничего не могу придумать. Сердце сумасшедше бьется в груди. Я буквально начинаю ощущать каждую крупицу времени, безвозвратно падающую в бездну небытия. В уме стремглав проносятся тысячи образов, обрывков фраз и воспоминаний, погружая меня в океан прошлого.
Если бы не враждебный внешний мир, – говорил мне в детстве отец, – то муридаи вообще бы не знали что такое оружие и боевая магия.
Возможно, это действительно так, вот только что есть, то есть, и наш мир – это жестокое, беспощадное место. Мой народ ютится в нескольких больших и малых городках, раскиданных по Безопасному подземелью, хотя безопасное оно лишь по названию.
С поверхности стекают ядовитые воды, образуя целые безжизненные озера. Раз в цикл эти озера выходят из берегов и нередко затапливают посевные, а иногда даже нижние ярусы городов. Кроме того, с отравленной поверхности в нашу подземную обитель часто спускаются стаи огромных крысюков или налетают тучи жутких вампиров, опустошающих целые города, как в тот роковой вечер, когда я пробудился от блаженного сна детства.
Мне тогда было немногим более шести циклов, когда за мной явилась сама смерть и была она в облике крылатого вампира. Я до сих пор ощущаю на себе взгляд тех неподвижных, точно безжизненных, совершенно черных глаз, слышу жадное влажное сопение окровавленного пятака, чувствую его едкую мерзкую вонь. В полумраке тускло освещенной комнаты сверкнули острые клыки. Это должен был стать мой последний миг, но была уплачена цена жизни.
В ярких лучах света в комнате появилась моя мама. Она кинулась на вампира прежде, чем сомкнулись его разинутые челюсти. Лишь несколько кровавых росчерков от острых, точно кинжалы, клыков остались на моем испуганном лице. Мама прекрасно понимала: у нее нет ни малейшего шанса победить монстра, но продолжала отчаянно сражаться с ним. Безнадежно сражаться. А я… Что сделал я? Ничего! Лишь забился в угол и дрожал от страха. Я зажмурился и закрыл руками уши, а когда вновь открыл их – все уже было кончено.
Ее бездыханное тело лежало прямо передо мной, протянув ко мне руку, точно умоляя ей помочь. Жуткое чудовище вонзило свои длинные клыки и когти в тело мамы. Казалось, тварь даже после смерти не собиралась отпускать ее. Из спины монстра торчала знакомая мне глефа с двумя клинками, а в дверях стоял он – отец.
Его тяжелое дыхание, сдавленное молчание, неподвижная поза, в которой он застыл после броска оружия – все это говорило громче любых слов о его чувствах: шок, боль утраты и разочарование. С той поры я каждое мгновение своей жизни ощущаю омерзительное прикосновение вины, ставшей моей постоянной спутницей, держащей меня за руку мертвой хваткой. Разочарование отца вскоре переросло в презрение к сыну-слабаку, сыну-трусу, и, в конце концов, он отдал меня на воспитание тетке, а сам исчез во мраке подземных тоннелей.
Спустя несколько циклов после того кошмарного вечера, верховные селекторы основали гильдию ловчих, муридаев-воинов, которые должны были бы защитить наши города от истребления монстров с поверхности. Ту гильдию возглавил самый прославленный воин из всех – мой отец. Какого же было выражение его лица, когда он увидел меня среди новобранцев. Гнев и отвращение смешались в нем. Я слышал, как он обратился к наставникам: «Без жалости к этому хиляку».
Каждый день пребывания в гильдии превратился в настоящее испытание. Любое упражнение с меня спрашивали в два раза строже, чем с остальных. За любую провинность нещадно наказывали. Поначалу от ударов розгами и деревянными мечами ломались мои кости. Так прошел цикл. За ним следующий. День за днем я терпел побои, но со временем они сделали мое тело невосприимчивым к боли, а кости – крепкими, как сталь. Однажды наступил момент, когда розги и мечи стали ломаться об меня. Строгий спрос наставников сделал меня быстрей, сильней и выносливей всех остальных учеников.
Отец ни разу за все это время не подошел ко мне, не обмолвился ни словечком, но я знал, чувствовал, что он незримой тенью следует за мной и наблюдает. Простил ли он меня? Гордился ли? Ответом на эти вопросы стал его уход из гильдии. Отец вновь бросил своего недостойного сына, растворившись в бескрайнем мраке подземелья.
