Обычно она просыпалась легко и до будильника. Не размыкая век, потянуться, разбросав руки по тёплой мятой простыни, улыбнуться новому дню, нащупать босыми ступнями прохладный пол и, наконец, открыть глаза. Сегодня всё было по-другому.
Противная громкая трель будильника взметнулась у самого уха, беспардонно прорываясь сквозь сон. Света вскочила с кровати, силясь открыть слипшиеся глаза. Ноги обожгло холодом. Зябко передёрнув обнажёнными плечами, которые уже пошли мелкими пупырышками, она поплотнее завернулась в одеяло, пытаясь нащупать ту тонкую нить, что, как клубок Ариадны, привела бы её в тот самый момент, из которого так бессовестно выдернул будильник. Но всё было зря. Сновидение ускользало. Экран телефона снова замигал и выдал очередную порцию мелодии «по умолчанию».
* * *
– Шевелись, опоздаем же! – до пары оставалось всего несколько минут. Зажав под мышкой томик со стихами Блока, Света ускорила шаг. Правильно говорят, как день начнёшь, так его и проведёшь. Сначала тяжёлый сон, после которого она проснулась с мокрыми глазами (ещё бы помнить, что снилось), потом этот грёбаный будильник, от которого до сих пор гудит голова, холодильник, в котором разве что только мышь повеситься не успела… А теперь ещё и автобус, опоздавший на пятнадцать минут.
– Ветка, – запыхавшись, засмеялась бойкая семнадцатилетняя толстушка, – куда ты так поскакала, побереги мои короткие лапки, я ж не успеваю за тобой…
– Андрей Иваныч хоббитов ждать не будет, – всё так же на бегу ответила Света.
Девушки дружили со школы, хотя были совершенно разными. Света или Ветка, как её ласково называла Наташка, была тихой, романтичной и загадочной. Тонкие длинные светлые волосы, осиная талия, ломкие звенящие запястья, запах лаванды, близоруко блуждающий взор и сонник под подушкой – вот, пожалуй, те слова, что приходили в голову при первом взгляде на Свету. Наташка же была противоположностью своей подружке: маленькая хохотушка, острая на язык, она вечно везде опаздывала, носила короткое каре и яркие гетры, ругалась матом и до неприличия обожала красное вино. Они были как ночь и день, луна и солнце – совершенно разные, но идеально дополняющие друг друга. Пока Света писала за подружку домашку по литре, Наташка, как орешки, щёлкала задачки и уравнения, не забывая возвращать Свету из мира фантазий и грёз на грешную землю. Пока Света мечтала о принце, твёрдо верившая, что судьба сама столкнёт их лбами в тот единственно нужный момент, Наташка меняла кавалеров, как перчатки. Единственным, что всегда объединяло их, была дружба, незыблемая и нерушимая. Они и после школы не сумели расстаться и поступили мало того, что в один университет, так ещё и на один факультет. Зачем Наташка, которая Тютчева от Фета отличить была не в силах, пошла на филфак – не знала и она сама. Но теперь девчонки продолжали сидеть за одной партой, нервируя преподавателей. Вот и сейчас Света, пропуская слова Андрея Иваныча мимо ушей, чертила на полях беспорядочные картинки, никак не касающиеся темы лекции.
– Селивёрстова, может, расскажешь нам о процессе падения редуцированных гласных? Или ты в ботанику ударилась? – насмешливо вздёрнул бровь преподаватель, разглядевший в тетради нарисованный кленовый листочек. С задних парт раздались приглушённые смешки.
Света подняла расфокусированный взгляд и неловко улыбнулась. Девушка не любила находиться в центре внимания, но из-за своей рассеянности часто именно в нём и оказывалась. Как сейчас. Проклиная свою глупость и невнимательность, она поднялась с места и пошла к доске, провожаемая громким ободряющим шёпотом Наташки:
– Ветка, задай жару.
Она не сомневалась, что любимая подружка, как всегда, ответит с блеском и получит наивысший балл. Уж в чём, а в падении редуцированных Света точно разбиралась.
* * *
– Ну и чего ты сегодня такой пришибленный? – Алина повисла на шее у Пашки, прижимаясь к нему изо всех сил.
– Аля, отстань, – он с усилием расцепил её руки и отодвинулся подальше. Они встречались полтора года, и настырность девушки ему порядком уже надоела. Никакого личного пространства, только общие пары, обеды в студенческой столовке, один проездной на двоих и профиль в твиттере, в который он не написал ни слова.
– Ну пупс, – проныла Алина, скривив надутые накрашенные губки.
– Не выспался, вот и всё, и чего ты постоянно во всё лезешь?
– Потому что, – выдержав многозначительную паузу, она добавила, – люблю я тебя, вот почему.
– Тогда будь добра, отцепись хотя бы на минутку, – попросил он девушку, которая снова прилипла, как банный лист. Прилипла, и не оторвёшь, – ты везде, даже во рту вон волосы твои. Могу я хотя бы с утра побыть одиноким и недовольным?
– Да пожалуйста, – и, резко отвернувшись, Алина вошла в аудиторию, сердито постукивая острыми каблучками.
– Ну наконец-то, – он потёр ладонью сонное помятое лицо, взлохматил волосы и прислонился лбом к холодному оконному стеклу. Теперь появилось время подумать.
Ему, такому ярому прагматику и реалисту, было непонятно, почему какой-то сон заставил его всё утро грузиться, наорать на водителя маршрутки, который рулил так, будто вёз дрова, а не людей, и обидеть Алину. Обычно Пашке вообще ничего не снилось, и пусть бы так и продолжалось. Всё куда лучше, чем с открытыми глазами видеть это незнакомое наивное лицо в облаке белокурых лёгких волос. Лицо, которое даже отдалённо не было похоже на лицо его девушки.
