ГЛАВА 1
Небо пылало, переливалось всеми оттенками пурпурного и оранжевого. Розовый диск солнца уверенно скользил к скрытому за чудны̀ми макушками деревьев горизонту. Чудны̀ми, потому что не бывает таких деревьев — эдакие зонтики, только гигантские — с необъятными стволами и курчавыми кронами-куполами. В нашем штате так точно не встречаются. Об абсолютно белом цвете коры и нежно-розовой, в свете закатного солнца, листве вообще молчу.
Я сидела, привалившись спиной к нагретому за день дереву и тяжело дышала.
Передо мной клубилась тьма. В буквальном смысле.
Чёрная, в форме небольшого облака и подозрительно любопытная. То и дело она вытягивалась вперёд, заглядывая мне в лицо. Из тьмы на меня смотрели два красных немигающих глаза. Тьма с глазами, в буквальном смысле!
С ума сойти!
Это ж сколько мы вчера выпили, пока развод Беверли праздновали?!
Точнее — чего там такого было в этих коктейлях, что эдакий сюр теперь во сне является?
Из чёрного облака передо мной раздался голос. Жуткий и противный, что, в принципе, логично, учитывая, то принадлежал голос тьме.
— Очнулас-с-сь, значит. В с-следующий раз может и не повезти, Анка…
Поморщившись, я отмахнулась.
— Помолчи, пожалуйста!
Мало того, что звуки, исторгаемые тьмой, что есть дури по барабанным перепонкам лупят, до костей пробирают, так глазастая тьма ещё и имя моё изуродовала! Да меня Анкой сто лет никто не звал, с того самого переезда, что разделил мою жизнь на до и после. Впрочем, и раньше, дома, тоже не звали. Ну, может, когда-то в школе «пулемётчицей» дразнили…
Так что пусть это всего лишь сон, но фамильярность, как известно, она и в Африке фамильярность.
— Не дойдёш-шь, Анка! — не унималась тьма. — Надо срочно тебе от невинности избавляться. Не дотянешь с полным резервом до Орен-гоя.
— Уренгоя? — вытаращила я глаза. — Это ж где-то в заполярье, нет? К тому же в России.
Не настолько я вчера на вечеринке у Беверли затосковала, чтобы домой вдруг потянуло со страшной силой. И не настолько наши отношения с Майклом себя изжили, чтобы в заполярье от них бежать.
— Какого ещё Уренгоя? — вытаращила тьма глазищи. — Анка, ты, когда последний раз падала, голову, что ли, ушибла?
— Сделай милость, прекрати меня Анкой звать, ладно? Ненавижу, когда имя коверкают.
— Вот, значит, как ты заговорила… — растерянно протянула тьма и вдруг вся как-то подобралась. Туманные клубы, из которых она состояла, превратились чуть не в вихри. — Вспомнила, что ли?!
— Что — вспомнила? — я приложила пальцы к вискам и поморщилась. Вроде ж во сне голова не должна так трещать. Неправильно это… — Количество шоколадных коктейлей?
— Ты не Анка! — сообщила вдруг тьма уверенно и отпрянула, бледнея на глазах.
— Ну слава богу, разобрались, — пожала я плечами. — Значит, спутал… спутала… спутало меня с кем-то. Обычно, кстати, мне такие не снятся.
— Ох, Анка-Анка, — не слушала меня тьма. — Говорил я ей… предупреждал (ага, всё-таки предупреждал!), что не дойдёт! Надо было сперва девственность терять, а потом уже бежать, давно б в Орен-гое были! Нет, решила, видите ли, по всем правилам! За что и поплатилась. Дура. Какая же всё-таки дура!
Должно быть, (в виде исключения) на этот раз я кое-что даже поняла из горестного монолога тьмы.
Но, скорее всего, это случилось благодаря тому обстоятельству, что головная боль улетучилась, словно её и не было, и я начала относиться ко сну… как ко сну, в общем. То есть как к чему-то в крайней степени нелогичному и сумбурному.
Так что удивляться чему бы то ни было, требовать смысла и логики — просто глупо.
Приняв мужественное и гениальное решение ничему не удивляться, я даже посочувствовала незнакомой Анке, с которой, оказывается, меня просто спутали. Видимо, решение не расставаться с девственностью перед каким-то побегом было ошибочным. А судя по воплям тьмы, и вовсе обернулось для этой загадочной Анки прямо-таки настоящей драмой.
— А что с ней случилось? — осторожно уточнила я.
— С кем? — прервав завывания, вытаращила красные глаза тьма.
— Так с Анкой.
— Ты издеваешься?!
— Ещё даже не начинала.
— Так померла она! — внезапно рявкнула тьма. Я даже отшатнулась, приложившись затылком о шершавый ствол. — Если ты теперь на её месте!
— На чьём месте? — уточнила я осторожно. Известно же, с буйными только так и можно разговаривать. А тьма мне попалась психованная какая-то!
— На Анкином, — раздражённо, как будто разговаривает с непроходимой тупицей, буркнула тьма. — Ты в её теле!
Я даже присвистнула. Вот это у меня, точнее, у моего подсознания фантазия! Гилберт обзавидуется! Нет, серьёзно, приснится же такое! Просыпаться разом расхотелось, тем более, что головная боль о себе больше не напоминала. И голос у тьмы оказался не такой и противный.
Когда ещё выдастся такая уникальная возможность на другой мир посмотреть? Пусть и вымышленный. Хотя каким ещё он может быть…
Я снова огляделась. На этот раз медленнее.
Первое, что бросалось в глаза — яркие, сочные краски. Глубокие, дышащие, чуть ли не живые. За такую шикарную палитру душу не жалко отдать! Воздух свежий и даже как будто чуть сладкий, ну, это не удивительно: поле, разделяющее меня с лесом, утопает пышном покрывале синих и лиловых цветов. Крупные, с кулак, бутоны на длинных стеблях смотрятся разноцветными шариками на ножках. Не наша природа, точно, ну, это я сразу заметила.
