Тяжелый топот армейских сапог раздавался вокруг. Симона зажала рот рукой, отчаянно стараясь не издать ни единого звука. От страха закладывало уши, и сердце, буквально, замерло, пропуская последующие удары. Узкие щели впускали тусклые солнечные лучи, которых оказалось достаточно, чтобы рассмотреть леденящий страх, застывший на лицах родных. Сильный испуг сковал их всех. Если немецкие офицеры заметят ее семью, то поступят с ними также, как и с другими евреями. Их без каких-либо объяснений вышлют на одном из поездов, уносящемся в один конец. На верную смерть, поскольку Симона и вся ее семья считаются низшей расой.
Через мгновение топот стих и послышались три щелчка, означающие, что можно выдохнуть. Но только на время, поскольку немцы вернутся. Они всегда возвращаются.
Прошло несколько месяцев, с тех пор, как одна из французских семей решилась спрятать семью Симоны, подвергая себя смертельной опасности. Семью евреев, живущих много лет с ними на одной улице, на которых несправедливо обвалился весь гнев войны. Они прячутся внутри барной стойки одного из Парижских кафе. Ранее эта стойка служила тайным местом маленького мальчика, сына хозяина кафе. Это был его тайник, его детский мирок, его лучшее место для игры в прятки. С недавних пор все изменилось. Кафе словно перевернули вверх тормашками, как и весь Париж целиком. Смех из этих стен полностью улетучился, и ему на смену пришло горе, отчаяние и запах смерти, который уже успел пропитать собой каждую Парижскую улочку.
И когда у нее успело остаться, так мало волос? Или я раньше не замечала, хотя как этого можно было не заметить. Это у нее все из-за работы, она живет в этом офисе, такой стресс не пройдет мимо здоровья организма, и еще старость. Определенно старость. Неужели и я до старости здесь проработаю.
– Лилия? – Начальница обратила на меня взор своих сердитых глаз, отчего мне сделалось неловко.
– Простите, я задумалась. – Я попыталась оправдать себя, отчего-то мне показалось, что эта мегера проникла в мои мысли и считала все как есть.
– Я хотела услышать твое мнение, поскольку курировать рекламу по куриным биточкам будешь ты. – Начальница рекламного агентства не сводила с меня глаз.
– Я решила уволиться, только и всего. – После сказанных слов, мои плечи расправились, легкие наполнились воздухом, а привычная сутулость ушла прочь. Сразу угрюмые стены перестали лежать тяжким грузом на моих хрупких плечах.
– Ты не можешь уйти, тем более сейчас, когда подходят сроки сдачи самых прибыльных проектов. – Старая мегера отказывалась верить в происходящее.
– Я доведу до конца отчеты, которыми занимаюсь в данный момент и ухожу. – Мне понравилось произносить это. Я ухожу. Неужели нельзя было сделать этого раньше. Откуда вдруг такая смелость?
Больше, не произнеся ни слова, я развернулась и вышла из кабинета. Оставшееся время до конца рабочего дня прошло в напряжении, не терпелось оказаться дома и поделиться новостью с Джо. Он окажется шокирован. Мой муж всегда считал, что я прочно приросла к этому месту и на другую работу не способна. Но он ошибся. Все мы вправе ошибаться, главное, чтобы мое решение не обернулось против меня.
Стрелка на часах сегодня, нарочно, еле ползла, заставляя меня ерзать на стуле. Мои нервы никогда не станут прежними.
Долгожданные 18.00 на часах и я вскакиваю с рабочего кресла, накидываю на плечи свой любимый персиковый тренч и мчу на улицу, сама себе, напоминая дикого зверя, выпущенного из клетки после многолетнего заключения.
Стуча каблуками вдоль улицы Риволи, я бегло миновала музей декоративного искусства и, купив в Старбаксе стакан латте, отправилась в сад Тюильри.
Расположившись рядом с одним из четырех фонтанов, я выдохнула, все еще не веря в происходящее. Каждый день после работы я пью кофе на этом месте, каждый раз вслушиваясь в плеск фонтанов и наблюдая за колесом обозрения. Что же я стану делать в это время через неделю и куда занесет меня жизнь? Кто знает, а я подумаю об этом позже. Нужно успеть насладиться моментом.
Зайдя в метро, я опустилась в свободное кресло и погрузилась в чтение очередной книги, наслаждаясь легким покачиванием вагона. Одна пересадка и через полчаса я уже шагаю по своей родной улице Жакье.
Квартиру в XIV округе Парижа мы с Джо купили сразу после свадьбы. Он уже тогда зарабатывал хорошие деньги, работая менеджером ресторанного бизнеса. И вот через десять лет стал управляющим одного из ресторанчиков. Горькая правда высокой должности в том, что мы почти перестали видеться. Мне и не вспомнить, когда нам удавалось ужинать вместе.
Я же в квартиру вложила все свои сбережения, в том числе и причитавшиеся мне по страховке за смерть матери. Я потеряла ее, когда мне исполнилось четыре года. Мои родители тогда любили путешествовать. Только однажды отец вернулся в одиночестве. Водопад Гюдльфосс, или его еще называют «золотым водопадом», расположенный в Исландии, забрал жизнь моей мамы. С тех пор отец не покидал пределы Франции, а все сувениры, карты и флажочки из разных стран, которые родители с таким трепетом всегда собирали, отправились в картонные коробки и хранятся на чердаке его дома, покрытые толстым слоем скотча, пыли и воспоминаний. Возможно, я как-нибудь доберусь до них, ведь вместе с ними там заперта частичка моей мамы.
