Двадцать танков неслись, растянувшись в цепь, по серому снегу. Над ними нависли черные небеса. Лучи прожекторов разреза́ли плоть вечной ночи. Лязг траков заглушал звук моего дыхания.
На одном из танков откинулась крышка люка.
– Сеньор Риверос! – В зеленоватом свечении над башней показался Рикардо.
Он напоминал мертвеца. Щеки впали, глаза ввалились, кожа одрябла. Его пожирала радиация.
– Наконец-то мы снова с вами встретимся, сеньор Риверос! – пропел Рикардо, покачиваясь в люке. – Жаль, что времени так мало. Не сыграть нам ни в шашки, ни в шахматы, ни в «Эрудит».
Он вцепился в края люка и заорал:
– Только смерть!!!
Зеленоватое свечение сделалось ярче, Рикардо запылал, будто ядерное солнце. Огонь перекинулся на корпус, и танк, взревев, помчался быстрее. Остальные поддали газу, перестроились клином, острием которого стал танк Рикардо.
Лысый тюремщик вытянул ко мне руку и оскалил фосфоресцирующие зеленым зубы.
– Считайте минутки, считайте секунды, сеньор Риверос! Наша встреча близка.
Когда зеленая светящаяся рука вцепилась мне в сердце, я закричал и открыл глаза.
Где я? Последнее, что помню, – палатка, Вероника меняет мне компресс. Сейчас я в тесном, узком помещении, лежу на жестком полу. Под головой что-то мягкое, воняющее по́том и кровью. Меня едва не вырвало.
– Что, опять кошмар? – Голос Вероники прозвучал сонно, с ноткой раздражения, но вся моя душа потянулась к нему.
– Ве-ра, – простонал я, не в силах вымолвить слово целиком.
Вверху я увидел закрытую крышку люка. Похоже, мы в танке. Нас схватили? Нет, Вероника выбиралась, морщась, с водительского сиденья, за которым я лежал. Вряд ли бы ее пустили порулить, после того как она фактически выстрелила в лицо дону Альтомирано.
Вероника присела рядом со мной на колени, пыхтя папиросой, потрогала лоб.
– Слава те, госсподи, – буркнула она невнятно. Закашлялась, выдернула папиросу изо рта, чихнула и, прищурив один глаз, посмотрела на меня: – Ну? Пить? Писать? Сказку на ночь? Рожай быстрее, я спать хочу!
Я прочистил горло, помел по сусекам внутреннего мира и, собрав щепотку не то цинизма, не то сарказма, сказал:
– Чисто академический интерес: а я уже просился писать? И что ты, в связи с этим, делала?
Вероника затянулась и выдохнула мне в лицо смердящую тучу. Я закашлялся.
– Наконец-то, старый добрый засранец Николас вернулся. Не волнуйся, твоего малютку никто не трогал. Ты за эти трое суток столько рыдал, что до пузыря не добежало.
– Трое суток? – испугался я и тут же устыдился: – Рыдал?!
Испугался? Устыдился? Боже, что со мной?! Впервые за двадцать один год я испытывал что-то сложнее желания помочиться. А оно, кстати, становилось сильнее.
Я заворочался. Вероника протянула мне руку. Подъем дался тяжело: измученное горячкой, изнеженное бездействием тело отзывалось на каждое движение болью. Голова закружилась, в глазах потемнело. Я резко выпрямился и долбанулся головой в крышу – танк оказался ниже, чем мне казалось, когда я лежал. Зато от удара парочка мыслей сцепились друг с дружкой. Я вытаращил глаза на Веронику:
– Надо бежать! Лететь! Валить! Рикардо близко!
Вероника зевнула и высвободила руку.
– Ты постоянно что-то бредил про Рикардо, и что нас всех убьют. Да, папа психанул, это бесспорно, но с какого бока Рикардо? Этот мудак плешивый даже близко не солдат. Что он тебе успел сделать, за что ты его так боишься?
– Не надо грязи! – возмутился я, потирая ушиб. – Рикардо был добр и заботлив, это ты меня избила и вывихнула руку. Но теперь он едет сюда, чтобы нас убить!
Вероника покачала головой, затянулась. Вентиляционная система работала прекрасно, вони от дыма почти не ощущалось.
– Значит, ты у нас заделался ясновидцем. О’кей, принято. Загоном больше, загоном меньше – роли не играет. Я – спать.
Она бросила на пол окурок, раздавила его и шлепнулась в водительское кресло.
– Вероника? – Я потряс ее за плечо. – Кассандре тоже никто не верил, и что получилось!
Вероника притворялась спящей.
– Где Джеронимо? – Я наклонился к ее уху. – Нам срочно нужно уезжать отсюда, где бы мы ни находились!
Кстати, да. Где мы? Я включил экранчик на приборной панели. Ага, ясно, мы – посреди бескрайней снежной равнины. А я уж испугался было – ну как увижу взошедшее солнце и песчаный пляж с кабинками биотуалетов.
Подвигав колесико регулятора, я увидел дуло нашего танка, а под ним…
– Почему под дулом болтается привязанный труп?!
– Я разрешила Джеронимо его оставить, если он сам будет о нем заботиться, – пробормотала Вероника.
Кажется, она действительно уснула. Глядя на нее, я вспомнил, как по-идиотски признался в любви, и кровь со всего тела прилила к лицу. Захотелось бежать и плакать, а она чтоб догоняла и жалела. Вот они какие, чувства…
Кстати, интересно, мы с ней – пара или нет? Вроде бы она меня не послала, она обо мне заботилась. Пожалуй, пара. А что должны делать пары?
Целоваться я не умел, поэтому всего лишь прижался губами к ее губам и замер.
Веки Вероники дрогнули и поднялись. В той бездне удивления, что я увидел в ее глазах, можно было утопить славный город Илион с деревянным конем и двадцатью танками в придачу.
