Эту дверь я смог бы открыть даже с завязанными глазами. За то бессчётное число раз, которое я приходил сюда, радостный или печальный, подгоняемый ветром надежды или, напротив, едва переставляя ноги от усталости, необходимые манипуляции с замком стали почти инстинктивными. Они происходили как бы сами собой, не требуя осознания и сосредоточенности.
Часто я даже не мог уловить момент между моим желанием открыть эту дверь и мгновеньем, когда обнаруживал себя уже внутри, сидящем на привычном месте в просторной кухне, с пепельницей, заполненной выкуренными мною сигаретами, и чашкой остывшего кофе на столе.
Он не хотел, чтобы я звонил в эту дверь. Звонить – значит просить впустить тебя. А проситься в свой дом нельзя. Иначе этот дом какой угодно, но только не твой. В свой дом можно и нужно приходить самому. Без спроса и приглашения, повинуясь лишь внутреннему желанию. Поэтому с самого рождения у меня были собственные ключи от его дверей.
Он подарил мне их вместе с пелёнками, пинетками, бутылочками, сосками и ещё Бог весть каким младенческим багажом. Конечно, до поры до времени ни о каком самостоятельном открывании речь не шла. До тех пор, пока я не подрос и не смог дотягиваться до замка, эту дверь открывал мне он сам. Но обязательно именно моим ключом, доставаемым им из специального кармашка, пришитого на груди моей рубашечки, или, в зависимости от погоды, кармашка курточки или шубки.
Родители незлобиво ворчали на стариковскую причуду, считая этот ритуал излишне театральным. Мол, ребёнок, всё равно сейчас ничего не понимает и вряд ли что-то запомнит. Но он упрямо демонстрировал мне, что этот дом мой. И я запомнил. Правда, остальные детали этих встреч размылись в детском сознании. Что мы делали…? О чём говорили…? Во что играли…? Пожалуй, точно и не скажу. Просто счастливое и светлое время.
Теперь мы видимся значительно реже. Дела и заботы взрослого дяди, в которого я превратился, отнимают у меня свободу приходить сюда в любой момент. Иногда эта мелкозернистая ежедневная суета кажется даже важнее или, как минимум, актуальнее встреч с ним. И лишь поздним вечером возвращаясь с работы, вымотанный и уставший, я понимаю, что больше всего на свете хотел бы сейчас оказаться здесь, на этой знакомой кухне.
Но что-то мешает мне, игнорируя разметку и наплевав на не способствующие моему порыву дорожные знаки, вывернуть руль и втопить, втопить педаль акселератора, направив авто по знакомому маршруту. Что-то мешает. Нет, не разметка и не знаки.
Радио в машине создает музыкальный фон моим мыслям. Пока доберусь, пока обратно. А завтра рано вставать. А переговоры назначены ещё неделю назад, и перенести их никак нельзя. Ладно, не сегодня. Может быть завтра. Ну или на днях. Он не обидится. Он поймет. Он же знает, как я люблю его. Просто не успеваю – дела, дела. Извини, старик, не сегодня.
Ещё пара светофоров – и я дома. Музыкальный час на радиоволне подошёл к концу, уступив на несколько минут эфирное время для короткого выпуска ни к чему не обязывающих новостей.
«…Необычайное по красоте зрелище множества падающих звёзд смогут наблюдать сегодня ночью жители нашего города. Метеорный поток, больше известный как поток леонидов, войдет в атмосферу Земли примерно в полночь. Своё название это явление получило в честь созвездия Льва, со стороны которого зрительно и приходят к нам эти космические гости. Никакой опасности звездопад не представляет, зато каждый, кто хоть иногда смотрит в ночное небо, получит возможность загадать своё самое сокровенное желание…»
Машину на паркинг, лифт на этаж. Другая дверь, другие ключи, другая кухня. Это тоже мой дом. Другой дом. В нём я живу между работой и работой. Стакан чая с бутербродом. Разогревать ужин неохота. Сигарета перед сном. Спокойной ночи сам себе. Сон.
На приём к нему записывались за многие месяцы. Некоторые были готовы ждать годами, пока им, наконец, представится возможность изменить его руками свою жизнь к лучшему. И то сказать – светило. Имя, которое знает весь мир. Кто, как не он, поможет реализовать самые сокровенные мечты? Мечты о счастливом себе. С такими руками, с таким талантом и опытом для него не было ничего невозможного. Хирург от Бога.
И ведь ждали же. Сколько надо, столько и ждали. Это только в поговорке «в чужом глазу соринку выискиваем, а в своём и бревна не замечаем». Тут всё было наоборот. На приём к нему, в основном, записывались те, кто и маленькую соринку, а часто просто мельчайший нюанс своей внешности воспринимал, как трагедию.
Вот уж воистину – «красота в глазах смотрящего». Миловидные, симпатичные, а зачастую даже очень красивые пациентки, со слезами на глазах, с искренней болью, доказывали ему своё несовершенство. Лишь иногда он, действительно, соглашался с ними, рукой мастера устраняя небольшие помарки гениального творения природы. Ну что ж, даже в небесной канцелярии иногда допускают ошибки в планировании. Этой немного недодали. Той, напротив, что-то дали с избытком. Но так бывало крайне редко. Зато чаще…
Чаще на приём к нему шли те, кто считал себя понимающими в красоте даже лучше самого Создателя. Нарисовав себе какой-то внутренний идеал, они страдали от расхождения этого образа и ежеутреннего отражения, видимого ими в зеркалах ванных комнат и маленьких косметичек.
