Читать онлайн полностью бесплатно Владимир Евстигнеев - Лемма о невозможности

Лемма о невозможности

Жанр этой книги – éducation sentimentale, воспитание чувств. Обретение речи, чтобы мыслить и говорить бестрепетно о мире, в котором не бывает happy ends, но бывает спасение.

Книга издана в 2017 году.

© В. Р. Евстигнеев, 2017

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2017

* * *

…Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи.

2 Кор. 12, 9

От автора

А что расписывать-то? Читайте!

Автор никому не интересен – интересно то, что ему удалось открыть, что касается каждого. De nobis omnibus fabula mea narratur.

Помните, как переводил один русский румын из одного француза? Цитирую неточно: «Гулять под липами пора для нас настала»; неплохо переводил.

Эта книга – для тех, кто едва ли способен без ухмылки вообразить себя гуляющим под липами. Чья отрада – не соглашаться с блаженным философом и не «молчать о том, о чём говорить невозможно». Эта книга и есть разговор о том, о чём невозможно сказать.

Krzyżem, братцы, krzyżem, не стыдясь. Krzyżem.

Когда автор перевалил за сорок, то разрешил себе отчасти повзрослеть – не поддаваться искушению исчерпывающих ответов.

Чистые сердцем, кто как thesaurus meus ubi cor meum, скажут гневно: «Иди и побеждай!»; а я скажу: «Что если вдруг в то самое мгновение, когда ты повторяешь словами апостола (которого никогда не читал) “caritas nunquam excidit”, она-таки excidit, да, бывает, ещё как, – что же ты станешь делать, не зная всех горьких слов, которыми я готов тебя снабдить?». И вот – эта книга.

Или – вот, к примеру. Плач стоит на реках вавилонских – о чём чаще всего мы плачем? О не любящих нас. Ведь правда? А когда о нас плачут – усмехаемся. Разве не поразительно устроен мир! И на каком языке его понимать? Нам сказано: Omnis, qui diligit, – cognoscit Deum, et qui non diligit – non nouit Deum. Но о том, что любить – это ходить по карнизу, мы должны догадаться сами.

В этом мире одиночество и смерть, «обо мне никто не заплачет» и отчаяние – не досадные недоразумения, вроде простуды, а самые важные послания, и нам насущно необходимо владеть их языком. Предлагаемая книга – попытка потрясенного автора как-то с этим разобраться.

Как пан Юлек написал когда-то (и всего лишь о посещении парикмахерской):

Na szumnym polu kosy i kłosy —
To co innego,
A tu się sypią popiołem włosy
Przerażonego.

Вот пораженный автор и пишет книгу. Упреки самому себе «ты же в окопе не мерзнешь, в ларьке не торгуешь, маршрутку не водишь – сиди уже, не вякай», весь этот умозрительный Боэций в темнице у Теодориха – средство к смирению. Но перед автором иная задача: понимание.

«…Плачьте, когда у вас спрашивают “почему”. Ни у кого из нас нет всех ответов», – говорит папа Франциск (Verbum cotidianum, 30 XI 2015).

Не на все вопросы у нас должен иметься ответ, и не все наши ответы обязаны составлять непротиворечивую систему. Ведь в конечном счете правильным оказывается то, что, с точки зрения иудеев, – соблазн, а с точки зрения эллинов – безумие.

…Deduc me in veritate Tua et doce me quia Tu Deus salvator meus, Te expectavi tota die.

Дарственные надписи на неподаренных книжках

«Хрипит проводка, подавившись костью…»

* * *
Хрипит проводка, подавившись костью,
И сырость на стене и потолке
Раскидывает выкройки и шьет костюм
В сутолоке пауков, что знают толк в молоке.
Что же ты передо мной как перед ангелом —
Наготу оставим словарям.
Хан Кучум соседу привез дань – на мангал
Вывалил, тихонько говоря мантры.
Ты зачем мне целиком являешься?
Оставь Аристотелю верить в идиомы рай.
Не ходи в холопы, вожделения тащи ясак,
Тяжкою карай меня метафорой.
Забудь носок заштопать, к примеру,
Или позволь себе легкую ложь.
Зерно сказало: что из меня? – идиома, ежели не умру, —
А умру, то едва сосчитаю до трех – кулеш.
Метафора вожделеет дельфином
К полоске небес над береговою охрой.
В газете письмо Минфина
С пометкой “Начальнику хора”.

«Глазурью…»

Глазурью —
Чешуйкой отсохнувшей краски,
Объемно —
Мошной чеснока в натюрморте,
Беспечно —
Сняв шапку, по мартовским лужам, —
И слепо —
В память твою отхожу.
Окликни —
Еще я могу задержаться,
Опомнись —
Весна подступила под стены, —
Скажи: Noli
Tangere circulos meos, —
Я вздрогну —
И наважденье пройдет.
Но поздно, —
Не слезы, а небо в потеках, —
Но поздно, —
Не сердце, а хлопает дверью, —
Но поздно, —
Мой голос растащен в скворешни, —
Но поздно —
Теперь я навеки с тобой.

«Песочные часы цветов в кувшине…»

* * *
Песочные часы цветов в кувшине,
До свиста тесной, удлиненной вазе,
Засада сарацинская в теснине,
Где время тщетно в рог трубит безглазый.
И вечером Господнюю сметану
Пролил пастух, играя на сопелке,
И где-то стрелочник, уснувший слишком рано,
Встает во сне, чтоб передвинуть стрелку.
Уже пора любить и возвращаться
Под кров единственный, ничем не защищенный,
Из Назарета, Шклова или Шацка
Сметанною тропою потаенной.
Уже пора любить – кого захочешь
И, пальцами изображая розу,
Влагать в мои восторженные очи
Любви к другим бесценные курьезы.

«Такая связь, как между читателями японской лирики…»

* * *
Такая связь, как между читателями японской лирики —
Один скажет: “все яблони расцвели”, а другой:
                “и я не рожден для счастья”, —
Или между какой-то страной, по которой калики брели,
И зовущим и тонущим небом в ненастьи.
Такая связь, что все последующие – только прием,
Копии для присутственных мест, клеймом оскорбленные мастера.
Такая, когда невозможно помыслить: “вдвоем”,
А только рассвет донимает анализом кластерным.


Ваши рекомендации