– А я вам говорю, что вы нагло врете. И еще раз повторяю вопрос: как вы оказались на улице Совхозной в двадцать два – двадцать пять на месте преступления?
Марата уже не на шутку бесил этот хмырь в хипстерских круглых очочках. Или не хипстерских – в хипповых, какая разница? Главное, что в выпендрежных. И врать-то он не умеет, а все туда же – заладил свое: «случайно, случайно»… А какой такой случай оказаться этому доктору психов за десять километров от его больницы, в промзоне? Прогуливался, вишь, он. Просто воздухом дышал. А тут – откуда ни возьмись – труп. Причем насильственный труп, убиенный.
– Я вам в сотый раз повторяю, – психиатра не так-то легко вывести из себя, но Филипп Воздвиженский был уже на грани, нервно ежился, запинался на каждом слове, беспрестанно перебирал пальцами по краю стола, за которым сидел, – в сотый! Я оказался в этом месте совершенно случайно. Я прогуливался! У нас свободная страна! Почему я не могу прогуляться по улице Совхозной? Я в любое время могу прогуливаться! Это законом не запрещено!
– Либерал, значит, к тому же! – следователь Марат Кузьмин смерил Воздвиженского взглядом, ничего хорошего не предвещавшим.
– Почему сразу и либерал? – заерзал Воздвиженский. – И вообще, при чем здесь мои политические взгляды?
– А при том! Я с вами здесь уже час беседую. Я, между прочим, на государственной службе человек! У меня помимо этого убийство еще десяток дел нераскрытых! А вы мне тут про свободу лапшу на уши вешаете!
Марат схватил настольную лампу, направил ее свет прямиком в глаза психиатру.
– Что вас связывало с убитым Стасом Завьяловым?
– Слушайте, – Филипп как мог рукой отстранялся от слепящего света, – это переходит уже все границы! Можете считать меня хоть либералом, хоть кем, но я буду жаловаться! Если у вас есть конкретные факты – предъявляйте. А если у вас просто догадки, так, знаете, идите с ними к черту. Ни один российский гражданин не подлежит уголовной ответственности за то, что он вдруг оказался на месте преступления. Пусть даже убийства!
– Ах, вот как ты заговорил! – Марат с силой хлопнул лампой по столу.
Воцарилась тьма.
Филипп вжался в стул: сейчас бить будет. Но удара не последовало. Марат ругнулся, зажег большой свет в кабинете.
Долго молча смотрел на Воздвиженского. «Что его занесло в наши края? Такая типично столичная цыпа, интеллигентик ученый. Дисер пишет? Так дисер можно и в Москве писать – психов везде навалом. Квартиру ему обещали? Так не дадут же, там же в психушке и живет. Деньги? Какие тут деньги? Веление сердца?» Марат не первый день жил на этом циничном свете, а уже тридцать лет и три года. Какого веления? Какого сердца? Как говорится, никогда такого не было и вдруг опять?
– Отрицаете, значит, все?
– Что «все»? Я вам честно все рассказал, как все было.
«Дать ему сейчас по рогам – по-другому запоет. Ну да, а потом в суде откажется, блеять будет: меня били, ножовкой пытали, бутылкой насиловали… И мне выговор за то, что суд дело на доследование вернул. И уже не первый выговор-то».
Марат пододвинул Воздвиженскому лист бумаги:
– Подпишите. Подписка о невыезде.
Филипп быстро расписался:
– Я свободен?
Кузьмин не ответил, окатил доктора презрительным игнором. Долго смотрел вслед из окна. «Идет, идет. Нормально так себе идет, и не похож он на убийцу, не по этому делу. Стас Завьялов был убит ножом и ограблен – карманы все вывернуты. При Воздвиженском ничего такого не обнаружено – ни денег, ни телефона Завьялова. Скинуть успел? Так все вокруг обшмонали – не нашли. Но как его занесло на эту Совхозную? Какая-то причина должна быть. Ее просто не может не быть. Где Совхозная, а где психбольница. Не, не договаривает явно этот, в очочках модных. И что за мода пошла из себя придурка строить? Вот, правду говорят: психиатры – сами все психи. Потому как это заразно – пси. Английские ученые пока еще этого не доказали, но они – на пути».
Филипп добрался до своей комнаты и рухнул на кровать. Идиотское положение. Как он мог сказать правду? Так и сказать: «Моя пациентка, знаете ли, тяжелая шизофреничка с тревожным бредом, рассказала мне, что недалеко от железнодорожного моста убьют ее жениха. И даже описала, как это будет происходить. Время, правда, неточно назвала. Сказала: на рассвете. А какой рассвет в десять вечера? Поэтому я и опоздал». Нет, скажи Филипп этому тупарю следователю – психушка будет его, Филиппа, дом. А он не хочет в психушку. Он тут и так живет. Но все же как доктор, а не как пациент.
Филипп Алексеевич Воздвиженский, выпускник Московского государственного медицинского университета по специальности «Психиатрия», приехал работать в психиатрическое отделение районной больницы три месяца назад. Не то чтобы сам просился, но и не отказался, когда предложили. В Москве быть на побегушках еще лет пять, а здесь самостоятельность, оклад приличный, квартиру обещали. Обманули, разумеется. Не дали пока. Но это и не так важно. Комнатку выделили в больнице чистенькую, нянечка тетя Рая убирает, еду готовит. Филипп кладет зарплату в тумбочку, тетя Рая деньги оттуда берет, обратно чеки из продуктового магазина аккуратно складывает. И от денежной благодарности за стирку-готовку-доставку – отказывается. «Ты, говорит, мне как внук». Еще и слезу смахивает.
