Полуденное июльское солнце палило нещадно, и стриженые газоны спортивного лагеря были пусты, хотя в обеденное время они были заполнены парнями и девчатами, тусовавшимися здесь в свободные от тренировок часы.
Но в этот раз все переместились кто куда – под крытые козырьки трибун теннисного корта или под вековые сосны, окружавшие территорию лагеря.
Лагерь был молодежный, и со всех институтов города летом сюда съезжались спортсмены, выступающие в различных соревнованиях за честь своих альма-матер.
… Жарко было даже под соснами где, прислонившись к дереву, сидя на траве, пережидал перерыв Андрей с компанией.
– Андрей! Вон твоя Маруська идет!– сообщил кто-то, когда мимо них проходила стайка девчонок.
– Почему это: «моя»? – лениво откликнулся Андрей.
– Сам сказал, – Маруську не трогать, она моя!
– Ну, это я так, ляпнул. Хочешь, забирай!
– Да нужна она мне!
– Маруська! – вдруг окликнул Андрей, – тут говорят, что ты меня не любишь!
– Конечно, не люблю!– Маруся чуть отстала от девчат и, обернувшись к Андрею, высунула язык.
– Ах, так! – Андрей вскочил, догнал Марусю и, вскинув ее через плечо, стал убегать с ней по роллерной трассе, время, от времени шлепая ее по заднице.
Коротенькое платьице задралось, обнажив ягодицы.
– Маруся! – удивился Андрей, – а ты что, без трусов ходишь?!
– Дурак! – огрызнулась Маруся, – это стринги! Не слышал про такое? – и взмолилась:
– Отпусти меня, пожалуйста, на землю!
– Ладно, – согласился Андрей, опуская ее с плеча, – а гулять дальше пойдем?
– Куда?
– Да куда-нибудь!
И сойдя с дорожки, они направились через редкий зеленый кустарник к ручью, протекавшему в дальнем конце лагеря, заросшем высокой некошеной травой и лопухами.
Свесив в прохладный ручей ноги, сели на разогретой лужайке, болтая обо всем, что придет в голову.
– Маруся, а ты замуж выйти хочешь?
– Нет.
– А чего?
– Да, на фиг, мне?! На этом жизнь сразу и заканчивается. Я вот поживу, буду делать все, что хочу, а лет в девяносто, пожалуй, выйду!
– А как же секс?
– А что, секс только замужем?
– И это правильно! Секс – это когда хочешь! Вот я, например, сейчас очень хочу!
– Это не со мной!– вроде бы весело ответила Маруся, – но на всякий случай
отодвинулась.
Андрей шутливо обнял Марусю, повалил ее на траву и лежа лицом к лицу, веселым шепотом спросил:
– Почему?
– Андрюх, отстань! – уже всерьез забеспокоилась Маруся.
– Ни, за что! – пообещал Андрей, и прижал Марусю к себе.
– Ну, все! Правда, Андрюш! Ну, пожалуйста!
Но жара и ощущение тонкого женского тела, которое он держал в руках, распалили Андрея.
Возня двух тел принимала не нужный оборот. Рука Андрея лихорадочно рыскала между твердо сжатых ног девушки, а Маруся билась под Андреем, пытаясь удержать его руку.
Но стринги – не великая защита и треснув, тесемка порвалась, чтобы в ту же секунду, впустить ворвавшийся туда член.
Маруся вскликнула и неистово заколотила кулаками по спине Андрея!
– Дурак! Идиот! Ты что наделал?!
– А что? – Оторвался от нее, не ожидавший такой реакции, Андрей.
Маруся, как-то сразу обессилено затихла, и слезы полились по ее разгоряченному борьбой лицу.
– Маруся, ты что?! – опешил Андрей.
Она столкнула его с себя и, перевернувшись лицом в траву, отчаянно заревела.
Андрей встал, подтягивая шорты. И посмотрев вниз на еще ненатянутые шорты, остановился.
– Маруся, – тихо и ошарашено спросил он, – это что? Там кровь!
Маруся, не вытирая слез, вскочила, и швырнув в кусты порванные стринги, закричала:
– Дурак! Я же тебя просила! Если не понял – я еще девочка! Была! Но вот не так, я думала, это будет! Не на грязной земле с потным козлом! И помчалась через кусты к лагерю.
… Вечером у старшего тренера Жанны Евгеньевны, молодой миловидной женщины, сидела Маруся. Она и сама не очень поняла, что ее заставило рассказать постороннему человеку о своей, как она считала, случившейся трагедии.
Подружкам рассказывать было нельзя – тут же разнесут по всему лагерю. Носить это в себе было тяжело, хотелось кому-то по-настоящему высказать, выплакать, и получить утешение.
Симпатичная всем, еще не очень далеко ушедшая от них по возрасту, она единственная из всех тренеров походила больше на старшую подругу, а не надзирательницу.
Свет вечерней лампы горел в комнате тренера, за окном гремела музыка дискотеки. Ночные бабочки бились об оконное стекло.
– Маруся, – печально говорила Жанна Евгеньевна, – рано или поздно всем нам предстоит расстаться с этой драгоценностью!
– Ну, не так же?!
– Не так, – согласилась Жанна Евгеньевна.
– Слушай, – сказала она, – а может он тебя и правда любит?
– Да он и пол – слова об этом не сказал!
– Может еще не умеет. Стесняется.
– Ну да! Эти дела делать умеет! И не стесняется!
– Ну, у парней в его возрасте, это бывает. Они думают, что секс – это и есть любовь!
… Утром после линейки Жанна Евгеньевна позвала:
– Макаров, зайди ко мне!
Андрей зашел в комнату, оглянулся, сел на застеленную кровать.
– А что, мягко! – нагло пошутил он, – весело, наверное, попрыгать!
– Ты меня, видимо, с Марусей перепутал! – зло сказала Жанна Евгеньевна.
– Я бы с удовольствием… А что уже была?
– Вот что, Макаров, – тоном, не допускающим, подобных шуток отчеканила Жанна Евгеньевна, – Я, конечно, не мать Тереза, и в тренерские обязанности половое воспитание не входит, но неужели ты не человек, а дубина с членом! У девчонки трагедия, это может осадок на всю жизнь!
