Давайте пытаться держаться друг друга
В непрочных пределах порочного круга…
На следующее утро я, никем не замеченный, аккуратненько покинул свой инструментальный ящик, проскочил через все машинное отделение, быстренько отыскал противопожарный ящик с песком и сделал все свои, сами понимаете какие, дела. Они из меня буквально рвались наружу!
Я тщательно все закопал передними лапами поглубже, притоптал задними и отметил про себя, что ничего лучшего, чем наш обычный русский противопожарный песочек, для Кошачьих дел Человечество не придумало.
На иностранных судах я не плавал и поэтому не имею понятия, чем они там тушат свои пожары. Но, повторяю, когда за бортом плещет вода и этим своим звуком дико провоцирует и усиливает твое желание немедленно опорожнить себя, – дороже ящика с песком ничего и вообразить нельзя!
Поэтому, что бы там ни говорили, будто во времена Советской власти все было плохо и неправильно, я, Кот Мартын, в просторечии – Кыся, от имени всего нашего Вида совершенно искренне восклицаю:
– Да здравствуют наши советские пожарники – самые мудрые пожарники во всем мире!!!
Потом я привел себя в максимальный порядок – умылся, прилизался, пригладился и придал своей исполосованной хамской роже относительно интеллигентное выражение. Насчет своей внешности у меня никогда никаких заблуждений не было. Чего Бог не дал – того не дал. Зато Он вознаградил меня целым рядом других замечательных качеств. Ими я и беру.
И вот с этим слегка фальшивым выражением на собственной харе я и отправился представляться Капитану.
Вычислить Капитана было плевое дело.
Дело в том, что ночью мой сладкий сон в ящике был прерван тем, что КТО-ТО спустился в машинное отделение и, перекрывая шум двигателей, начальственно гаркнул:
– Привет, маслопупы!
Как я потом выяснил, «маслопупы» или «мотыли» были узаконенными кличками для машинных команд на всех судах российского флота. Ну, вроде как я – «Кыся»…
– Привет, маслопупы! – прокричал этот неведомый мне тип, и я сразу же почуял, как в густой и теплый воздух машинного отделения, наполненного запахами перегоревших масел, раскаленного металла, пропотевших человеческих тел и старых кроссовок, незримыми нитями стали неожиданно вплетаться запахи «Данхилла» – сигарет, которые курил мой дорогой мюнхенский друг Фридрих фон Тифенбах; запах хорошего одеколона, напоминающий одеколон профессора фон Дейна; и чем-то неуловимо женским… Так всегда пахло от Шуры Плоткина, когда он возвращался домой от какой-нибудь барышни. Или когда какая-нибудь барышня уходила от нас, оставляя мне измочаленного Шуру, пропахшего ее запахом.
– Алексею Ивановичу – пламенный с кисточкой!
– Привет, Кэп!..
– Салют, Мастер! – услышал я из своего ящика под верстаком.
– Как дела, дед? – спросил Алексей Иванович-Кэп-Мастер.
– Нормально, капитан, – ответил чей-то дед, и я понял, что Алексей-Иванович-Кэп-Мастер и есть тот самый Капитан, которому я обязан представиться и постараться понравиться с первой же секунды нашего знакомства.
А то, что Дед – это просто кличка старшего механика тридцати лет от роду, это я понял только на следующий день.
Но сейчас выскакивать из своего инструментального ящика и начинать раскланиваться перед Капитаном, и выдрючиваться, стараясь изо всех сил понравиться ему, на глазах у всей машинной команды, было бы по меньшей мере идиотизмом. А ну, как ему захочется при подчиненных проявить свою безраздельную власть в открытом море, и он прикажет вышвырнуть меня с судна к едрене-фене?! Или я ему со своим рылом вообще не покажусь?.. Я ведь, как говорится, НА ЛЮБИТЕЛЯ. Что тогда?..
Ну уж херушки, как сказал бы мой замечательный кореш Водила. Знакомиться будем с глазу на глаз. Это всегда слегка уравнивает шансы. Выгоднее и безопаснее. Я рисковать не имею права. Мне в Нью-Йорк нужно попасть – кровь из носу. Тут я не только о себе должен думать – там Шура меня ждет. А это вам не хвост собачий…
Я постарался запомнить все запахи Капитана, свернулся калачиком и снова задремал.
А уже утром я сделал все то, с чего начал свой рассказ.
Когда я говорил, что отыскать Капитана Алексея-Ивановича-Кэп-Мастера было для меня плевым делом, я ничуть не преувеличивал. В моем активе были все его характерные запахи, профессиональное использование которых было дано мне от рождения. Как абсолютное зрение в кромешной темноте. И как уйма других потрясающих Котово-Кошачьих качеств, так выгодно отличающих нас от всех остальных живых существ.
Основная трудность была для меня – преодоление многочисленных корабельных дверей: высоченные металлические пороги, автоматически защелкивающиеся замки и невероятной тяжести железные двери, которые так просто лапой не откроешь.
Поэтому у каждой двери приходилось подолгу ждать, пока кому-нибудь из команды не понадобится пройти именно в эту дверь, и нужно было успеть незаметно юркнуть вслед этому типу.
И чертова уйма лестниц! Так как я начал свое путешествие по судну снизу – из машинного отделения, то пока я по следу капитанских запахов добрался до верхнего коридора, все эти двери и лестницы меня просто вымотали. Не физически. Нервно.
