ГЛАВА 1. Мир лежащий рядом
Белоснежный жеребец по кличке Дичко уносил княжича Добромила в чужую, неведомую и, скорей всего, враждебную землю.
Конь под мальчиком будто взбесился. То мчался – вытянув длинную шею; то, закидывая голову, неистово кидался из стороны в сторону; то вздыбливался – словно пытаясь избавиться от маленького наездника, скинуть его под копыта и втоптать в серые камни Древней Дороги.
Добромил изо всех сил натягивал поводья, чуть ли не рвя в кровь губы жеребца, но даже сильная боль не останавливала обезумевшего Дичко. Казалось, что его гибкую, крепкую шею пленила невидимая злая сила и сдавив, тянула жеребца за собой.
Бока Дичко покрылись липким едким потом, и на них уже кой-где выступила пена – будто жеребец пробежал таким бешеным ходом не одну версту. Гордый красавец хрипел и задыхался.
Все случилось так внезапно! Только венды подъехали к Древней Дороге, только увидели, что туман, скрывавший ее конец, рассеялся и открыл доселе невиданный, диковинный мир, как жеребец княжича Добромила навострил уши, прислушался, и внезапно потряс головой – словно отмахиваясь от неведомой напасти. Дичко выгнул спину – пытаясь освободиться от наездника, заржал и встал на дыбы. Потом прыгнул, высоко подкинув зад – словно его ожгли плетью, и понесся по серым камням, унося Добромила в неведомый мир.
Светлые волосы маленького княжича трепал ветер, дыхание перехватывало. Сердце стучало так, что казалось – вот-вот вырвется из груди, выпрыгнет из-под ворота легкой рубахи, и мокрым красным пятном останется лежать на серых дорожных камнях. Мальчик беспомощно оглядывался на спутников – дружинников своего охранного отряда.
«Сейчас упаду! – мелькнула мысль. – Сорвусь! Да стой же ты! Дичко! Что ты делаешь! Да что ж это творится!..»
Но куда там! Откуда жеребцу знать мысли Добромила!
Дорога вела вниз, спускаясь к лиловым скалам, и Дичко бездумно несся по ее серым камням, время от времени кося недобрым, полным бешенства глазом на маленького всадника. И все потуги молодого княжича совладать с обезумевшим жеребцом оставались втуне.
Где-то позади во весь опор гнали лошадей его друзья: могучий Прозор – предводитель отряда, молодые дружинники – Борко и Милован, и старый мудрый всезнай Любомысл.
Прозор мчался впереди. Богатырь сразу сообразил, что случилось. Княжич в беде! Сразу же, как только Дичко понес Добромила, предводитель жестко хлестнул своего жеребца и немилосердно его понукая погнался вслед за мальчиком.
Медлить нельзя!
Обезумевший Дичко или занесет княжича в несусветную даль в незнакомой земле, что само по себе плохо, – неизвестно, что таится за теми лиловыми скалами, – или, что вернее всего, Добромил не удержится в седле.
Второе хуже. Покалечится княжич. Хоть Добромил и обучен падать со скачущей лошади, но сейчас проделать это будет трудно. Дичко слишком уж резво несется. Быстро и рвано. Сложно выбрать миг, когда можно скользнуть на землю. Вон, как зад вздергивает. И ведь не догнать! Да и откуда? Дичко из той породы жеребцов, что в народе именуют двужильными. У этого коня будто вдвое больше ног – настолько резво скачет. А тут еще и напуган чем-то. Напуган, или… О том, что конем овладела злая колдовская сила, Прозор старался не думать. Хотя, все на то и походило.
– За мной!!!
Но дружинники и без окрика Прозора знали, что делать. Добромил – сын виннетского князя, наследник. А они его охранный отряд.
И неважно, что прошедшей ночью нежить повыбила бóльшую часть отряда и их осталось мало: опытный воин и охотник Прозор, два молодых парня и княжеский наставник старик Любомысл. Они обязаны защитить княжича от любой беды, вытащить его из любой, казалось, самой немыслимой передряги. Они должны следовать за Добромилом хоть куда! Хоть в самое пекло! Для того они и живут, ведь они венды!
Отставая от Прозора на каких-то пару десятков саженей мчались Милован и посеревший Борко. Взмокшее лицо молодца искажала боль: его перебитая камнем левая рука нещадно саднила. Но все равно – не жалел ни себя, ни своего коня…
Сзади парней – старик Любомысл, княжий наставник. Его спокойная кобылка не могла угнаться за жеребцами дружинников: слишком уж она тиха и непривычна к стремительному бегу. Старик ее сам с тщанием выбирал: чтоб не выкидывала коленец, берегла его старые кости.
Любомысл, несмотря на преклонные годы, превосходно держался в седле. Наверное, сказывалась давняя привычка: переносить ураганы – что швыряют корабль словно щепку – вцепившись в первое, что подвернется под руку. А то иначе оглянуться не успеешь, как пойдешь в гости к Морскому Хозяину.
Вот и сейчас: старик бросил повод, предоставив кобыле свободу, и намертво вцепился в луку седла. Надо лишь крепко держаться и подбадривать лошадку голосом. А уж что-что, а он у Любомысла зычный. Грохот любого шторма перекроет! Неудивительно, что так или иначе, но лошадь без особого понукания резво рысила, а Любомыслу только и оставалось, что изредка вздергивать ее рыком, схожим с ревом разъяренного бера.
Старый мореход чем-то походил на ловкого, умудренного годами рассудительного кота. Лицо спокойно и сосредоточено. В глазах уверенность: «Держись, Добромил! Все уладится, все будет хорошо… И не из таких передряг выбирались!»
