Игорь выскочил из парадной и утренний, морозный воздух тут же скомкал его, вжал со всех сторон в самого себя. Как вакуум, который запросто может сжать алюминиевую банку из под лимонада, или даже целый контейнер. В два шага Игорь остановился, поднял глаза, щурясь от еле пробивающегося из-за дымки облаков и газов солнца, широко улыбнулся, и, чтобы вновь раскрыться, сделал глубокий вдох.
Еще совсем недавно этот вакуум почти каждый божий день комкал не только его тело, но и душу. Душил петлями серых, беспросветных и бесполезных будней. А восстановить её, эту самую душу, одним лишь глубоким вдохом просто невозможно.
Но сегодня был совсем другой день. Игорь улыбался этой дымке в небе, и почти слепому солнцу, он был уверен, что скоро, не успеет он доехать до работы, – оно разберется со своими проблемами (хотя, какие проблемы могут быть у солнца?) и обязательно выйдет из-за шор. У него все получится, у всех все получится.
Он достал из кармана своего черного пальто телефон, нажал на кнопку включения экрана, тот мгновенно загорелся, и в окошечке футляра из китайского кож зама высветилось: 12 апреля, 8 часов 15 минут.
«До начала рабочего дня чуть больше, чем полтора часа. Нужно торопиться и улыбку не забыть. Такое событие случается, может всего раз в жизни. Хотя, все хорошие и самые запоминающиеся события, по сути, и случаются всего раз в жизни. Дальше мы ко всему привыкаем, начинаем относиться, как к должному, или сравниваем его с тем самым первым разом, а не воспринимаем отдельно, как новый неповторимый феномен в своей жизни. Но со мной такого больше не произойдет. По крайней мере, я буду очень стараться».
Весь двор был заставлен автомобилями местных жителей. Они были везде: на самой дороге по обеим сторонам, на тротуарах, вдоль небольших огороженных зеленых территорий, а где оград не было – прямо на газонах, между деревьев; они затыкали, как пробки, проходы в добрую половину парадных, стояли в песочницах и загораживали помойки. Казалось, они везде, их больше, чем жителей этого безликого «спальника». Они стояли друг на друге и свисали с деревьев, выглядывали из урн и подтягивались на турнике. Машины захватили мир. Игорь подумал, возможно, к нему в брюки тоже завалилось пара легковушек. На всякий случай он даже похлопал себя по карманам.
Ничего такого в его карманах, разумеется, не оказалось. Там лежал лишь ключ от черного седана среднего класса, купленного, как и большинство машин, стоящих на парковке за шестьсот тысяч или чуть больше, две трети из которых составлял кредит. Игорь быстро отыскал взглядом то место, где припарковался вчера вечером, но не спешил туда пробираться. Вместо этого он некоторое время держал ключ на левой ладони и перебирал волной пальцами. Он был в раздумье.
«Мы живем на одну треть!» – размышлял Игорь, переводя взгляд с ключей на своего железного коня.
Тут же резко нахмурился и посуровел, словно этот бездушный механизм был в чем-то виноват. Такой вид до неузнаваемости изменил внешность Игоря.
«Мы живем на одну треть, а остальные две трети, будто взяли в кредит, и они нам не принадлежат, мы боимся испортить мнимое чужое, пока не расплатились за него, пытаемся отдать какие-то долги, да еще с процентами, и ждем. Ждем, когда расплатимся и станем полноправными владельцами своей жизни. А пока живем на треть, на треть мечтаем, на треть делаем, на треть думаем, и на треть используем. Зато на две трети тратим».
– Тьфу! – эхом звякнуло по двору.
Игорь закинул ключи обратно в карман, снова улыбнулся ярче солнца, вернув себе узнаваемый вид, и двинулся в сторону метро.
Минувшей ночью в городе шел дождь, асфальт не успел высохнуть, вода стояла, затопляя его многочисленные неровности лужами приличного размера. Над одной из таких луж Игорь, неожиданно даже для самого себя, подпрыгнул, и налету прихлопнул друг о друга подошвами ботинок. Этот кульбит затормозил его полет, и он смачно приземлился прямо в эпицентр лужи. Брызги его приземления окатили многочисленную группу голубей, облюбовавшую соседнюю заводь, как приморский курорт, и те гулькающей массой разлетелись во все стороны, от страха расстреливая из своих бомболюков всё, что под ними было. Одна из бомб грязно-белой меткой упала прямо на грудь Игорева пальто. Он ухмыльнулся, и стер его рукавом:
– На счастье!
В метро было не протолкнуться. Но и проталкиваться, по сути, было незачем. Движение утренне-будничной толпы так же предсказуемо и упорядочено, как движение воды в унитазе после слива. На входе она с жесткостью пасти старой беззубой псины подхватывает тебя. Это неприятно, порой больно, но без крови. Дальше зловонная пасть тащит тебя вниз, утрамбовывает и консервирует в вагоне, в рассоле из запахов чужих подмышек и не до конца пережеванных завтраков.
В подземке Игорю нужно будет проехать от Озерков до Московской. Как же давно он не спускался в метро. Всего сорок минут, и он будет у места назначения, а не полтора часа, как на машине. Не сложными вычислениями Игорь посчитал разницу, и умножил ее на два. Получился один час и сорок минут в день. Можно пойти дальше, и умножить эту цифру на количество рабочих дней в неделю, в месяц, в год. Так мы и тратим жизнь. Но Игорь постарался занять себя мыслью о том, что он еще никогда без видимой причины не приезжал на работу на тридцать, а то и на сорок минут раньше положенного. Чем же ему там себя занять? Выходя из квартиры, он никак не мог вообразить, чем заниматься до конца дня с учетом очередного опоздания, а теперь задача усложнилась на добрый час. Никаких особенных дел у него, по сути, не было; чистая формальность – последний рабочий день.
