– Бесстрастность – залог вашего рассудка.
Корделия внимательно следит за мужчиной на сцене. На каждое двенадцатое слово доктор Хейл касается лба и поправляет седую прядку, аккуратно приглаживая её на место: для пятидесяти у него весьма густая шевелюра, но Корделия заранее знает – всё повторится. Не сразу, но одёргивает себя – путёвку на конференцию по психологии поведения ей дали не просто так. Явно не за тем, чтобы она проводила анализ доктора Хейла. Но вслушиваться в его речь ей тяжело. Звук его голоса долетает до неё словно через вакуум. В записной книжке за полчаса она успевает нарисовать человечка очень похожего неё, а в облачке над головой написать: «Что ты, мать твою, тут делаешь?».
Корделия впервые задаётся вопросом, что она забыла на психологии? Неужели сможет кому-то помочь справиться с болью, потерей, с проблемами эмоционального характера? Покусывая колпачок ручки, наклоняет голову вперёд, чтобы закрыться волосами. Странная улыбка не сходит с лица, потому что, к сожалению, она не может следовать советам преподавателей и относиться к каждому пациенту как к листку бумаги, который после сеанса легко перелистнуть – Корделии, чтобы понять их проблемы, нужно прожить их «от» и «до». Наверно, поэтому оценки у неё средние, даже скорее – ниже среднего. Но она всё надеется, что курсы, конференции, лекции её вытянут, и она закончит университет. Начнёт практику и тогда, уж тогда у неё всё приложится: и квартира, и собака, и даже молодой человек. При мыслях об абстрактном мужчине Корделия дёргается, вспоминая прошлый неудачный опыт.
– Малышка, я тебе не обижу. Ну ты что?
Благодаря прошедшим годам Корделия научилась закрываться от прошлого, сжимая колено и впиваясь длинными и тонкими пальцами до боли в кожу, оставляя синяки. На её лице не появляются эмоции, когда она вспоминает о прошлом – кричать она предпочитает внутри или в подушку, просыпаясь от кошмаров. Лучше всего выходит в ванне, когда она с головой уходит под воду. Пузырьки искажают картину потолка с трещиной, шторки и настенного зеркального шкафа с таблетками, и Корделии всего на секунду кажется – вот сейчас, миг настал. Её счастливый миг.
Но каждый раз она открывает глаза, отплёвывая воду со вкусом лаванды, и откидывает короткие волосы с лица. Насухо вытирается и, сидя перед телевизором в белом халате, засыпает, пялясь в чёрной экран.
– Необходимо чётко ограничивать свой разум от фантазий пришедшего к вам пациента, не позволяя себе погружаться в ложные иллюзии и галлюцинации.
В зале SK Hotel присутствуют, как минимум, человек восемьдесят. Большой конференц-зал со сценой вместил бы ещё примерно столько же, но Корделия уже сейчас задыхается в светлом помещении с высокими окнами. Свет проникает по косой, оставляя след на впередистоящей стене, луч с каждой минутой спускается всё ниже – ещё немного и доктор будет щуриться. Или администрации придётся закрыть окна, и это вводит Корделию в раздумья. Её как будто здесь вообще нет.
Секундный спазм над лопаткой выводит Корделию из состояния покоя – она дёргает рукой, и всё проходит, оставляя ощущение недосказанности.
– Дорогие слушающие, давайте возьмём перерыв на десять минут, а затем вернёмся к лекции.
Корделия закрывает записи. Внутри остаётся рисунок, словно прожигающий ладонь – она бы с радостью вернулась обратно в номер, легла в постель и смотрела в потолок на пробегающие по нему тени и свет от машин, проезжающих снаружи. Но Корделия одёргивает себя, каждый раз борясь внутри с совершенно другим человеком – с той девочкой из прошлого, которая никуда не ушла.
Не исчезла. Не…
Будь она неладна!
Через три сиденья от себя Корделия видит Пауля – знакомого с курса. Он что-то судорожно дописывает на листе, хватаясь за уходящую мысль. От того, как он жмёт на ручку, страница блокнота загибается – кажется, что ещё немного и его пальцы окажутся в капкане. Мысленно Корделия называет Пауля чернильным мальчиком.
Чернильный мальчик.
Раньше она любила эту сказку, которую сама же и придумала, сидя перед домом много лет назад и пытаясь закурить. Зажигалка щёлкала, но давала только искру, оставляя её без очередной порции никотина. У Чернильного мальчика таких проблем в жизни не было. У него всё было хорошо.
Замечательнее не бывает.
– Привет, Корделия.
Пауль закрывает ежедневник и проводит пальцами по лицу, стирая влагу со лба. На смуглой коже остаётся след от чернил. Оказавшись рядом, Корделия слюнявит палец и аккуратно, но с нажимом, проводит по его коже, снимая грязь, словно пленку.
Пауль задерживает дыхание. Ему никто не поверит, что его касалась Корделия – холодная принцесса – Фоулз, да она и сама не знает, почему так важно сделать это – убрать чью-то ошибку. Это ведь не исправит её.
– Могу я угостить тебя кофе, Делия?
Она всё ещё держит руку у его лица. Последнее прикосновение кажется по-особенному давящим, оставляющим след на коже.
