«Мне очень больно. И очень одиноко.
Каждую секунду. Всю жизнь.
Иногда это чувство так близко и крепко подступает к горлу, что я иду на ощупь, держась за стены домов. Иногда оно чуть отпускает, делая шажочек назад. Но я всё равно потрохами чую его отравляющее дыхание…»
Твоя Крис. Которая так на тебя не похожа. И точно такая же, как ты.
…Пиши только тогда, когда не можешь не писать. Когда не знаешь, зачем, для кого. Когда руками сдавливаешь себе горло – и их прорывают крики с самого дна души. Когда заставляешь себя бросить, запрещаешь себе, бьёшь по рукам, держишься без этого наркотика несколько недель – и он будит тебя среди ночи, овладевает твоими пальцами, и они пишут сами, тебя не слушаясь. Потому что этот наркотик рождается в тебе самом: тяга к писательству.
Мне впервые захотелось прямо и без увёрток передать, ЧТО чувствует человек, который принимает всё слишком близко к себе. Как живёт человек без кожи, с оголёнными нервами, который пропитывается миром до мозга костей, которому всё не всё равно до дрожи в горле. Впервые мне захотелось рассказать о себе, потому что… сил нет молчать.
Эта книга – плевок всем, кто обвинял меня в бесчувственности и безответственности, кто клеймил меня пофигисткой и эгоисткой, а сам и половины моих чувств не испытывал. Это плевок лицемерам и кичливым «героям». Это оборотная сторона «толстой» кожи несносного засранца. Если вы видите его перед собой – то даже не подозреваете, какие причины могут в нём таиться.
Да. Здесь много меня. Кто-то может подумать, что всё преувеличено. Наоборот: в этой повести не описано и четверти чувств, что я испытываю. Здесь всё сильно упрощено, иначе станет совсем непонятно.
Я тоже вижу музыку в цветах и формах, только более запутанных, чем у Кристины (здесь я старалась подбирать цвета, близкие к обложкам саундтреков). Тоже пишу обеими руками. Ей в школе даётся информатика, мне давалась физика, у неё комната сиреневая, у меня была голубая. И у обеих есть стена, раскрашенная граффити. Она развешивает рисунки с комиксами о своей жизни – а я хранила их в специальном фотоальбоме. Я была совсем не такая женственная, зато у меня было куда больше друзей и вечеринок. Я тоже доказывала свою правоту всем и всюду, шла против тех, кто сильнее. Про меня говорили, что я могу послать любого, что могу вести за собой толпу. Только порой я лезла на рожон в битвах с более серьёзными врагами, чем у Кристины, – и не всегда и не сразу одерживала победу.
Она раскрасила джинсы шекспировскими героями, я же изображала тексты любимых песен.
Стаю диких собак я встречала по-настоящему. И описала её точь-в-точь. Пиксель-в-пиксель.
Ещё Кристина смелее меня. Я боялась признать свои ощущения, боролась с ними как могла. А она считает их частью своего достоинства, умница.
Когда весь мир нависает над тобой, как громадная волна, ты сопротивляешься, если хочешь жить. Только она не стесняется. И не стыдится быть чокнутой, в отличие от меня. И ещё она рыжая. Всегда мечтала.
У нас дико разные темпераменты, непохожие характеры и общая боль.
Но здесь воплощено не только желание высказать наконец свой мир, свою изнанку. Это лишь часть, бархатная наволочка. А в подушке хранится сон…
Представь, что твоя жизнь – яркая и концентрированная – вдруг становится второстепенной, далёкой и замутнённой. Потому что тебя с головой, к чертям накрыло цветным стеклянным куполом. И в нём творится другая жизнь. Ты смотришь кино.
Той зимой мне приснился сон. Яркий, раздирающий, жёлтый – он будто весь был пропитан сливовым ликёром. Сон о двух ярких душах. С тех пор несколько недель я смотрела фильм. Каждую секунду. Жила двумя жизнями одновременно – и настоящая была лишь побочным слоем. Каждый миг я видела реальный мир сквозь кино, сквозь то, чем жили эти двое – Крис и Эрик.
Я будто случайно запрыгнула в поезд на полном ходу, где в каждом вагоне царил карнавал, – и лишь успевала записывать.
Я курила сигареты, кодила код, ела еду, бухала с друзьями – и одновременно жила в соседней жизни, насквозь пропитанной ликёром. Ежесекундно я старалась запомнить всё, что бурлит в этом сладко-жёлтом котле, бежала со всех ног из курилки/кафе/бульвара к ближайшему блокноту – и лишь успевала записывать. По двести раз на дню.
Я видела не 3D, а 6D. Без шуток. Два пространства сразу. В одном ЖИЛА, а в другом – дышала и лишь успевала записывать.
И вот спустя пару недель у меня было самое невероятное янтарное похмелье и 45 страниц в ворде из тезисов, говна и палок. Набросков, стенограмм, рисунков… Несколько месяцев на то – чтобы построить из этого мир. Воссоздать жёлтый поезд.
Ещё несколько месяцев – чтобы вспомнить себя. И рассказать о том, о чём я кричу во снах с обрыва. Это и мой дневник тоже: здесь самые заветные подростковые мысли, мои лицейские годы. Синестезия, сверхчувствительность. Здесь есть даже целые страницы реального дневника – того, что пишешь в агонии на грани…
Психопата только не было в моей жизни. Он мне приснился. Всегда будоражило, что же у него в душе… Кристина рассказала мне. Такая непохожая. И точно такая же, как я.
