г. Севастополь, Графская пристань, посадка на городской катер
Вечер.
Одинокий мужчина подошёл к краю причала и заглянул в воду. Испуганно дёрнулся косяк чёрных рыб, рассекая пятна городских огней. Расплывалась, как на промокшей старой картине, чёрная шляпа. Заплясало на глади моря круглое немолодое лицо в старых очках с толстой оправой. Мужчина улыбнулся отражению: он знал, что похож на средненького шпиона или агента госбезопасности, какими их представляют фантазёры. Ни тем, ни другим он никогда не был, но ему нравился этот стиль – печальный и ностальгически элегантный.
Кричали чайки, бездомные коты у причала, поглядывая на рыбаков, лениво мотали хвостами, мерцали фонари, гремели смешливые голоса. Подгоняя друг друга, пассажиры спешили на катер – раздался гудок, и матрос приготовился снять канаты. Мужчина так задумался, что не заметил, как направился в сторону катера.
– Пять минут – и мы на другой стороне. Ракета! – послышался взволнованный голос.
– То ли дело лет двадцать назад, – прогнусавили ему в ответ.
Мужчина брёл в людском потоке, будто не понимая, куда и зачем идёт. Он смотрел себе под ноги и бормотал – казалось, считал шаги.
– Опоздали! – рассерженно крикнули. – Да ещё и дождь!
Громыхнуло вдали, сверкнула молния. Мужчина вздрогнул: он боялся грозы, – и замедлил шаг. Как же резко в этом городе меняется погода! Только что ласкал ноздри лёгкий морской бриз – и через пару секунд с неба обрушивается водная стена, море вскипает, люди визжат, не зная, куда спрятаться – даже в толстом плаще мгновенно промокаешь до нитки.
– Да ничего, через пять минут новый. Будет как штык – расписание!
Катер резко набрал скорость и растворился в пелене дождя. Разряд за разрядом вспарывали чёрное небо. Мужчина остановился и посмотрел вдаль – там, на другой стороне Севастопольской бухты горели маленькие, едва различимые огоньки. Он заскользил по ним взглядом, словно пытался что-то найти, разглядеть, но безуспешно.
– Вы на катер? – чья-то рука тронула мужчину за плечо, заставив того вздрогнуть. Он обернулся.
– Нет-нет, я всё равно не… – растерянно начал, но не договорил. Что-то привлекло его внимание, и он медленно двинулся вдоль воды, назад к деревянной пристани, откуда смыло и чаек, и котов, и рыбаков, и теперь, в свете молний, нещадно поливаемая дождём, она выглядела удивительно зловеще. Мужчина смотрел не на пристань, а вниз, туда, где прибило водой мусор: ветки, сплетённые с морскими водорослями, рваные тряпки, бумаги, доски. Сверкнуло – и он как заворожённый направился на этот блеск.
Мир перестал для него существовать. Расстегнул пальто, встал на колени, ничуть не смущаясь прохожих – настолько он был сосредоточен. Протянул руку и что-то выхватил из воды. Скривился, чертыхнулся – предмет выскользнул, – снова нагнулся, потянулся изо всех сил, будто желая нырнуть, резко дёрнул рукой и быстро подался назад.
– Не может быть, не может быть, – шептал он, вытаскивая застрявшую пробку из зелёной стеклянной бутылки. В ней лежал маленький, едва распустившийся цветок розы на тонком стебельке с шипами. Мужчина прижался носом к горлышку бутылки, жадно вдохнул.
– Пахнет, – он будто не верил. – Пахнет же. Но как?
Перевернул бутылку, торопливо потряс. На ладонь упал, тотчас намокнув, красный лепесток. Мужчина стряхнул его и продолжил трясти бутылку.
– Ну чего вам, чего вам, а? – крикнул, отгоняя любопытных прохожих. – Ваш катер, вы ждали его пять минут, а я ждал… я…
Он отбросил бутылку с розой и схватил лист бумаги, сложенный в несколько раз. Развернул, впился взглядом.
– Письмо в бутылке, – присвистнул кто-то из очереди. – Деду письмо пришло, пацаны, прикиньте?
– Почта Крыма, – захохотали рядом.
Густые капли заливали листок, мужчина снял шляпу и прикрыл его, пробежался по строчкам.
– Думал, что я идиот, – одержимо шептал. – Но потом понял… не существует. Писать, и тогда избавлюсь. Воображение. Там, где хочу быть я. Всего этого нет. Всё это вымышлено. Не существует, не существует. Не может быть.
Мужчина почувствовал, как задрожал всем телом. Он встал, свернул лист, вложил в бутылку, сунул её в карман. Достал телефон, быстро зашагал по лестнице. Поднялся на площадь Нахимова, устремился к памятнику, то и дело задевая прохожих.
– Извините, – повторял он. – Извините.
В трубке раздались гудки.
– Ну давай же, давай. Алло! Это я, ну а кто, Анатолич, да. Семён, ну брось ты это, мы ж давно с тобой на ты. Нужно связываться с институтом. Говори громче, Семён, говори громче!
Мужчина нервно оторвал трубку от уха: связь слабая, но была.
– Кажется, я близок к разгадке! Говорил же: ты не пожалеешь, что когда-то поддержал мою борьбу. Ты мне поверил, когда у меня отобрали квартиру, когда казалось, что выхода нет. Ты был единственный. Поверь и сейчас. Все эти годы размышлений, версий, поисков – всё это было не зря. Чем быстрее ты мне поверишь.
Он поднял голову, чтобы осмотреться, – и остолбенел. Впереди, на уровне головы, завис яркий сгусток, источавший ослепительный свет.
– Что за?.. Я на открытом пространстве, в центре города, как это.
В трубке молчали. Стараясь не делать резких движений, мужчина медленно повернул голову. Позади белела арка Графской пристани, подсвеченная тремя цветами государственного флага, но казалось, что она далеко, и очертания её были нечёткими, расплывчатыми, а подсветка – тусклой, безжизненной. Площадь будто увеличилась до гигантских размеров, но что-то в ней было не так – и мужчина быстро догадался: вокруг не было ни одного человека. Он почувствовал, как его холодной водой окатила тревога.
