– Сеньор Альварес, два проигранных по вашей вине матча – это не пустяки.
– У меня была травма. И я хочу отсудить у этих ублюдков мои миллионы, а также право вернуться в сборную.
– Они вложили свои миллионы в вас и, если я стану защищать ваши права в суде, я должен знать то, чего вы не озвучивали журналистам. Каждый подводный камень, который может всплыть, как кусок дерьма в забитом унитазе. Вы не должны ничего от меня скрывать. Либо ищите себе другого адвоката.
Мануэль Васко самый крутой правозащитник в Мадриде, если не во всей Испании. Хитрый, пронырливый, циничный сукин сын, чьи услуги стоят, как один шикарный пентхауз или Ламборджини. Мрачный тип с очень странной внешностью. С маленькой головой, длинной тонкой шеей и отвисающим, как пустой мешок из кожи, вторым подбородком. Говорят, что Васко когда-то весил под двести кило, и поэтому теперь так выглядит. Проблемы с сердцем не позволяют ему делать много пластических операций. За глаза Васко называли Индюком. Из-за невероятного сходства с этой птицей. Сам Васко считал это сравнение оскорбительным.
Но он и только он мог вытащить Арманда из того болота, в котором тот сейчас оказался, пока неизвестно по чьей вине.
– Что именно вы хотите знать?
– В вашей крови был обнаружен алкоголь. На момент получения травмы вы были в алкогольном опьянении. Понятное дело, что потом заключение экспертизы куда-то пропало, и вы, конечно же, не имеете к этому никакого отношения, но этот факт всплывет на суде. Я хочу знать правду – вы были пьяны, когда вышли на поле?
Альварес отвернулся от адвоката и потер подбородок, пятидневная щетина неприятно колола пальцы, а во рту оставался привкус вчерашнего виски.
– Да. Я выпил. Но не так много, как эти ублюдки написали в заключении.
– Кто-то может подтвердить, что вы были пьяны? Какие-то конфликты, разговоры о запахе и так далее?
– Да, бл*дь, могут. Я повздорил с Хуаном, с этим сучьим потрохом, который возомнил себя звездой, а потом поставил мне подножку на поле!
– Вы подрались?
– Я подбил ему глаз.
– И вас разнимали другие члены команды. Они знали, что вы были пьяны?
– Я не был пьян! Я выпил один единственный бокал виски.
– В семь утра?
– Да хоть в пять утра!
– Вы помните условия вашего контракта?
– Нет. Их помнит тот, кто заключал его вместо меня. Поговорите с Рамиресом.
– Поговорю. Что еще может вас опорочить перед судом? Постыдные связи, увлечения, извращения.
– Нет.
Хмуро ответил Арманд и посмотрел на адвоката, чье лицо напоминало ему акулью морду. А у самого перед глазами очередная девочка в костюме горничной покорно сосет его член, стоя на коленях и сжимая в руках его портмоне.
– Уверены?
Сука пронырливая, все ему надо знать. Вытаскивает, как клещами, и эти твари, которые забыли сколько денег он им принес, решили вдруг от него избавиться. Нашли ему замену. Хуана, Хуанито, мать их. Прикормыша хозяина сборной.
– Вы ходите к проституткам.
Не вопрос, а утверждение.
– Да. А это теперь считается извращением?
– Не считается, но вы женаты и у вас маленький сын. Минус одно очко перед судьей. Вы заведомо в проигрыше. Ваше дело – это утопия, это полнейшее, вонючее дерьмо.
– И?
Альварес посмотрел на адвоката исподлобья. Кажется, он набивает себе цену. Ужасно хотелось послать его на хер. Но сдерживало одно – если Васко откажется его защищать, никто другой не сможет этого сделать вообще.
Детский плач оторвал от мыслей. Арманд старался его игнорировать, но у него не получалось, и он начал нервничать, когда ребенок зашелся криком, Альварес вскочил с кресла и бросился из кабинета вверх по ступеням в игровую.
– Каролина! Ты где? Ты что его не слышишь? Я же предупреждал, что вечером буду занят!
Игровая оказалась закрытой снаружи, и в замочной скважине торчал ключ. Распахнул дверь и увидел малыша совсем одного в темной комнате, он сидел на ковре в окружении игрушек и кричал от страха. Наверное, его заперли, когда еще было светло.
– Твою ж… Каролина! – подхватил ребенка на руки. – Тшшш, тихо, папа пришел.
– Там…там, – малыш заходился от плача, – там…чу…до…ви…ви…ще.
– Где? Нееет, там никого нет. Давай включим свет и посмотрим.
Подошел с мальчиком к стене, щелкнул выключателем.
– Где?
– Там! – ребенок протянул ручку и показал на шкаф.
Альварес распахнул шкаф, подвигал коробки с игрушками.
– Вот, видишь? Никого нет. Где твоя мама?
Пожал плечами и отвел синие глаза в сторону.
– Ушла?
Малыш кивнул.
– Давно?
Он снова кивнул.
Сучка. Сколько раз предупреждал так не поступать, но она постоянно делала назло. Доставала его через сына, давила и манипулировала. Ни одна няня не могла с ней сработаться. Или не нравилась маленькому Матео. В свои три года мальчик практически не разговаривал, отставал в развитии и не шел на контакт ни с кем.
«Он весь в тебя, упрямый, хитрый, невыносимый. Я с ним не справляюсь. Он на все говорит мне «нет». Делает назло. Он меня ненавидит.
– Не истери! Это твой сын! Он маленький и еще не может делать все то, что ты говоришь сейчас.
– Может! Ты просто слишком его любишь! Души в нем не чаешь! Он вообще единственный, кого ты любишь! А он – настоящее исчадие ада. Ни одна няня его не выдерживает! Он орет, закатывает истерики, дерется, не сидит на руках! Он невыносимый!
