Я захлопываю дверцу шкафчика – звук эхом отражается от бетонных стен пустой комнаты. Надеваю наушники, нажимаю на телефоне «Плей», и музыка начинает играть с того места, на котором остановилась в конце вчерашней тренировки. В уши льется All Around Me группы Flyleaf. Делаю громче, позволяя музыке пробудить моего внутреннего зверя, а сама тем временем мысленно прикидываю, как буду проводить поединок.
Талон вечно смеется над этой частью моей предстартовой рутины. Он не понимает мою потребность визуализировать, как я избиваю человека до полусмерти, когда даже неизвестно, кто будет противником. К сожалению, это лишь одна из множества вещей, которые я не в силах ему объяснить.
По всему телу вспыхивают следы того, что в нем заключено. Недремлющая искра способности, словно томная кошка, потягивается внутри, но сколь бы сильно я ни упивалась этим потоком энергии, стараюсь держать его под контролем. Если я позволю себе слишком много, сила захлестнет меня и превратит в некую версию бенгальского огня в честь Дня независимости. Что основательно испортит образ я такая же, как и все, который я стараюсь поддерживать.
В воздухе витает тяжелый, но приятный запах чистящего средства, которое обычно используют для борьбы с вонью от пота. Вдыхаю его, методично растягиваясь и подготавливая тело к бою. Не знаю, что это обо мне говорит, но запах этот – запах свежего лимона, – пусть и резкий, кажется успокаивающим. Мозг связывает его с тяжелым трудом и успехом. Клянусь, в каждом зале, в котором я когда-либо занималась, в каждой раздевалке, где я когда-либо бывала, пахнет одинаково.
В ушах начинает рычать I’m So Sick, как вдруг с лязгом распахивается металлическая дверь и внутрь входит Талон. Он выглядит так, будто собирался войти в зал заседаний, а не в бетонную раздевалку, где навязчиво пахнет лимоном. Костюм Талона сшит на заказ и безупречно чист, что вообще-то противоречит энергетике старого ворчливого викинга, которая чувствуется во всем остальном.
В первую нашу встречу у него были длинные волосы. Светлые локоны танцевали на ветру, а голубые, как океан, глаза пытливо смотрели на меня, стоявшую на крыше его внедорожника с камнем в руке. Мне было пятнадцать, я была бездомной и убегала от парочки придурков, которых взбесило то, что я посмела дать им отпор, когда их компания попыталась украсть мой рюкзак.
Сейчас Талон постригся под ноль, а его борода стала короче и ухоженнее. Волосы на лице почти не скрывают квадратную челюсть и острый нос. С годами я выяснила, что его голубые глаза смягчаются только для меня. Всем остальным достается холодная и расчетливая сторона Талона. А мне? Мне он – защитник и друг. Будучи ста восьмидесяти восьми сантиметров ростом, он возвышается надо мной, и все в нем – от размеров до манеры держаться – так и говорит: со мной не шутят.
– Готова? – спрашивает Талон, и я киваю. – Отлично. Не торопись. Устрой хорошее шоу. А затем уничтожь его к чертям собачьим, – наставляет он, но инструкции излишни.
Хмыкаю, одобряя его жестокость, но вместе с тем, не в силах удержаться, закатываю глаза. Это ведь не какой-то постановочный танец, и он прекрасно это знает.
Талон усмехается – видимо, мои мысли написаны на лице. Водитель, который привез меня сюда, по-прежнему стоит в углу комнаты. От усмешки Талона он напрягается, будто смех хозяина равен смертному приговору. Насколько мне известно, это вполне может быть правдой.
Вне тренировок и боев я держу свой нос подальше от дел Талона, но он определенно из тех, кто с улыбкой смотрит в глаза смерти. Сама я в этом плане не столь бесцеремонна, хотя смерть не особо меня смущает.
Разминаю шею, пытаясь унять предвкушение. Так всегда перед боем. Это не нервы, да и слово предвкушение не вполне передает истинную суть чувства. Это скорее стремление побыстрее приступить к делу, потребность атаковать.
– Вот она, моя маленькая воительница! Напитайся хорошенько жаждой крови – и вперед! – подбадривает Талон. Он обнимает меня и игриво дергает за кончик одной из датских косичек.
Пинаю его в бок, но не вкладываю в удар силу, и он смеется. Не знаю, каково это: иметь родителей, которым на тебя не плевать. Я никогда не видела отца, а Бет – донор яйцеклетки – выбросила меня, словно мусор, которым всегда и называла.
Талон – человек, наиболее близкий к тому, чтобы я считала его родителем. Понятия не имею, почему он забрал меня с крыши своей машины и увел с улиц Вегаса, но каждый день испытываю благодарность за все, что он для меня сделал.
Отвлекаюсь от сентиментальных мыслей, очищаю разум и натягиваю рабочую «маску». В мире, где мы с Талоном живем, в мире теневых сделок и жестокости, нет места приятным мыслям и снисходительным воспоминаниям. Я вновь сосредоточиваюсь и подпрыгиваю на месте, разогревая мышцы.
Сквозь толстые стены доносится рев толпы, и по шуму становится понятно, что кому-то из участников, по всей видимости, хорошо досталось. Бетон приглушает крики зрителей, но понять, что происходит, достаточно легко. Чем ближе мой поединок, тем более нервным становится Талон.
