– «Раз, два, три, четыре, пять – будем сказку начинать! Бим Бом, Бим Бом! Загорелся кошкин дом. Эту сказку мы будем смотреть»?
– «Неееет»! Хором отвечали дети.
– «Эй: ты, кот Леопольд! Выходи, подлый трус! Может быть эту сказку?».
Задорно спрашивал у зрителей герой.
– «Нееет»! Всё с тем же энтузиазмом кричали дети.
– «А какую»?
– «Кот в сапогах, мы её уже третий раз смотреть будем»! Громко сказала с последнего ряда пухленькая девочка с двумя наспех завязанными красными бантами на голове.
«Пипец! Ну и как дальше играть? Бедных первоклашек из соседней школы в очередной раз привели на спектакль, который они уже смотрели». Подумал актёр, на секунду остановившись в нелепой позе со сползающей улыбкой, но тут же продолжил, снова растягивая губы в обворожительном кошачьем оскале. Как будто пластинку остановили пальцем, а потом отпустили, и звук, разгоняясь от низкого медленного, снова становится нормальным.
– «Да. Кот в сапогах. Правильно. Итак, мы начинаем: Жил был мельник, и было у него три сына: старший, средний и младший».
Его было трудно сбить. Актёра, который уже 15 лет играл этот спектакль в маленьком театре культурной столице нашей родины. То, что происходило сейчас, случалось часто. У школы абонемент, учителям удобно, не надо куда-то далеко везти детей. Прошли 200 метров и в театре. А что дети уже по несколько раз были на всех спектаклях, так это, как любила говорить Зав. Уч. Этой школы: «хорошо! Повторение-мать учения».
– «Но вот однажды мельник заболел и умер. После его смерти сыновья разделили наследство. Старшему досталась мельница, среднему – осёл, а младшему–кот».
«Кот в сапогах» значилось на афише. Сапоги действительно были. Настоящие, красивые, кожаные, с крепкими каблуками и вставленной под стельку сухой берёзовой корой. Так раньше делали все щёголи, чтобы при ходьбе сапоги издавали характерный «скрып».
Остальной же костюм был похож на бабушкин телевизор начала 90-х годов прошлого столетия. Дело в том, что он и был сшит в 90-е из того, с чем не жалко было расстаться во имя искусства. Время было тяжёлое, театр только начинал свою жизнь, и художник постоянно находился в стадии преодоления абстинентного синдрома. Иначе как ещё можно объяснить его концепцию?
В начале 90-х многие пожилые женщины вязали круглые скатерти из белых ниток и накрывали ими телевизоры. И именно из таких скатертей и был сшит костюм кота. «Вязаный кот» называли этот костюм работники театра. А когда со временем он стал рваться в разных местах и его начали латать, потому что, по словам администрации, денег на новый нет, и вообще это честь для актёра-играть в таком предмете культурного наследия, костюм стали называть–«штопаный кот».
«Штопаный кот в сапогах». Так он стал себя ощущать последнее время, выходя на сцену. Ему 35. Актёр, уже миновавший тот возраст, когда говорят «подающий надежды», но так и не доросший до «оправдавший их».
Хотя про «подающий надежды» не совсем верно. В одном из спектаклей он подавал шикарное меховое манто стареющей жене художественного руководителя театра Надежде Юсуповой по паспорту Шмаровой, а в девичестве Вяль.
– «Хуяль»! – Кричала она, когда кто-нибудь из окружающих случайно упоминал её родовую фамилию. И тут главное было быстро убежать. Видимо, у Надежды Владленовны были свои, очень веские причины забыть прошлое…хотя, по правде говоря, никто им особо и не интересовался.
– «Да! Младшему сыну мельника достался лишь кот. Но не просто кот!» Тут Александр, а именно так звали исполнителя роли Кота, сделал многозначительную паузу, и посмотрев вниз вместе с юными зрителями, в один голос произнёс: «А в сапогах и шляпе»!
В театр актёр Александр Бобров попал случайно. Пошёл помогать показываться однокурсникам, жаждущим попасть на сцену. Никого не взяли, кроме него.
Так ведь всегда в жизни. Вот ты чего-то очень сильно хочешь и прямо из кожи вон лезешь, а достаётся это какому-нибудь социально безответственному человеку, который и оценить-то подарок судьбы как следует не может. Вывод: не рви пупок – порвётся.
Бобров часто вспоминал этот самый пупок. В детстве Мама ему постоянно говорила, когда он громко кричал или смеялся на улице, «Не смейся так громко, а то пупок развяжется и все кишки из тебя выпадут». Он тут же послушно замолкал. Хотя по началу не понимал, про какие такие кишки говорит Мама. Ему даже было немного непонятно, почему Мама так коверкает слово кошки и почему они должны из него падать. А потом как-то раз в деревне, в гостях у бабушки он увидел, как режут барана и всё осознал сполна.
Теперь, когда мама напоминала ему про бренность плоти и внутренности, которые могут выпасть, смех его сразу проходил, и малыш шёл дальше по улице в полной тишине с такими огромными глазами, что некоторые прохожие интересовались у мамы его здоровьем. Так и шёл Он по жизни с большими глазами и не напрягаясь, чтобы пупок не порвать.
–«Кстати, мой хозяин во всём этом меня ещё не видел». Декламировал он со сцены. –«Вечно он ходит, бродит по дорогам и мечтает».
Его герой сидел на авансцене и говорил в зал. Вдруг с крайних мест первого ряда встала маленькая девочка, и подойдя к сцене, поставила на неё баночку кошачьего корма, сказав в полной тишине:
