Ночная мгла. Ветер за окном шатает голые ветви деревьев и поднимает с асфальта клубы мёртвой листвы. Кажется, в осеннюю пору всё умирает: и живность, и растения, и даже солнце. Небо оплакивает потери природы, барабаня по алюминиевому отливу.
За дверью дома продолжается та жизнь, о которой родители рассказывают мне только шёпотом. Они изгаляются настолько, что порой я боюсь выходить на улицу даже днём, а по ночам переживаю кошмары, подобные тому, как длинные-длинные лапы вытаскивают меня из тёплой постели и утаскивают в темноту уличного переулка.
По поздним вечерам я из интереса выглядываю в окно и вижу там незнакомцев, угрюмо проходящих по тротуарам. Иногда они стоят под холодным светом фонарного столба и держат между пальцев тлеющую сигарету. Иногда они поднимают воротник повыше и пинают сапогом мимо пробегающую маленькую крикливую собачонку.
Порой случайный незнакомец чувствует на себе мой взгляд и поднимает голову вверх. Тогда у меня перехватывает дыхание, перед глазами появляются блики, и я быстро прячусь под окно. У незнакомцев на месте лица лишь зияющая, поглощающая пустота. В эти моменты я особенно рад, что нахожусь дома. Быть может, эти существа надевают маску или срывают кожу с лица какого-нибудь бедолаги, чтобы днём выглядеть по-человечески.
Дома же мне относительно безопасно. В дни, когда не слышно родительской ругани между собой или в мою сторону, я могу дышать полной грудью. Будто создаётся невидимый и непроницаемый вакуум, разделяющий мир внутри и мир снаружи.
По вечерам родители замирают в своих креслах, уставившись в телевизор. Они давно уже устали от невзгод и постоянной ругани, которая неизбежно ведёт к горькой правде, и потому хотят простой передышки. Предметы, которые днём мне кажутся оживлёнными и веселыми, под вечер устают и принимают форму камня. По вечерам я не смотрю в глаза игрушек и фигурок, которыми заставлена моя комната. Боюсь, однажды их глаза начнут двигаться и, добрые и весёлые днём, они станут полными злости и ненависти ночью. Главное – не разбудить их.
Все дела, из которых, казалось бы, и состоит вся жизнь, ночью отходят на второй план. Остаются только мысли и мечты, простор для размышлений о начинающейся жизни.
Я лежу в своей кровати, накрывшись толстым одеялом. Тёплый свет проникает в мою спальню из зала через маленькое оконце в двери. Днём всё здесь по-обычному приветливо и открыто, ночью – таинственно и опасно.
В эту полночь я думаю о будущем, в котором человечество заселит каждый квадратный сантиметр Земли. Страшно представить, но, вероятно, самым удачливым людям будут выдавать квоты на деторождение. С этими мыслями я разглядываю интерьер своей комнаты. Напротив моей кровати в углу стоит высокий шкаф. Слева от меня стоит другой шкаф, чуть поменьше. Ничего особенного в них нет, только всякий хлам да одежда. На стене у моей кровати висит пёстрый советский ковёр, на котором, словно видение, проплывают волнообразные узоры. У окна стоит ужасно скрипучий стул – оплот моей лени и хранитель измятой одежды.
