Глеб не понял, отчего проснулся: то ли от яркого света луны, который сочился сквозь тонкие занавески, то ли от глухого звука, доносящегося из коридора. Кто-то тяжело ходил, впечатывая каждый шаг в линолеум.
– Папа? – неуверенно спросил Глеб.
В ответ раздался протяжный скрип открываемой в комнату двери. Глеб натянул одеяло на голову. Шаги приближались. Глеб крепко зажмурился. Ночной гость стоял возле кровати, и Глеб чувствовал, как тот пристально смотрит на одеяло. Прошло несколько мучительных минут. Наконец, гость развернулся и пошел к двери. Скоро шаги стихли. Едва дыша, Глеб приподнял краешек одеяла, нашарил на тумбочке очки, надел. В комнате никого не было, лишь на пороге сидел Тимофей – кот родителей – и таращил на Глеба круглые желтые глаза.
Утром Глеб, беспрестанно зевая, пришел на кухню. Пахло кофе и поджаренным хлебом. Папа нарезал колбасу для бутербродов. Тимофей вертелся у стола, выпрашивая колбасные шкурки. Мама солила густую рисовую кашу, булькавшую в кастрюльке на плите. Глеб присел на краешек стула и подвинул к себе корзинку с хлебом.
– Доброе утро! – мама поставила перед ним тарелку с дымящейся кашей. – Плохо спал? Из-за олимпиады по математике волнуешься?
– Бессонница, – Глеб вяло возил ложкой по каше, – луна мешала.
– Да, луна сильно светит, – задумчиво согласилась мама. – Три дня осталось.
– До чего осталось три дня? – спросил Глеб.
– Что? – спохватилась мама, выскребывая остатки каши из кастрюльки. – А, до суперлуния и лунного затмения. У нас на работе только их и обсуждают: суперлуние и затмение совпадают редко, раз в двенадцать лет. Жаль, затмение недолго продлится, пятнадцать минут. Говорят, в такие дни особенно тяжело засыпать, снятся кошмары.
– Кошмары, – повторил Глеб и вдруг вспомнил: – Я опять слышал шаги в коридоре, кто-то заходил ко мне! Вы не вставали?
– Нет, – мама покачала головой, – скорее всего, Тимофей полуночничает.
– Глеб, тебе двенадцать лет стукнуло! У наших предков дети в этом возрасте с оружием обращаться умели, а ты кота испугался! – ухмыльнулся папа и тут же выругался: подсаживаясь к Глебу, он едва не снес толстым животом чашку с горячим чаем, стоявшую на краю стола.
– Тимофея легко испугаться, – вступилась за Глеба мама, – он любитель бродить по квартире, когда хозяева спят. Мой малыш, – мама потрепала кота по макушке и бросила ему кусок колбасы. – Или, например, Рыжая, которую мы из «Колеса Перуна» забрали: постоянно в спальне торчала по ночам, глазела на меня и мяукала. Жуть!
– У нас раньше другая кошка жила? – удивился Глеб.
– И не одна! Ты маленький был, сидел дома с няней. Нас с папой позвали на день рождения к другу, Костику Левше, в клуб реконструкции. Костик предложил кошек забрать – их в клуб накануне подбросили, целое семейство, кот с кошкой и месячный котенок. Грязные, голодные. Жалко зверей стало, мы всех и взяли: Рыжую, Пузатого и Тимофея.
– Есть фотографии? – заинтересовался Глеб.
– Не успели сделать, – жуя хлеб с маслом сообщил папа, – Рыжая из окна выпала, Пузатый на даче в колодце утонул.
– Один Тимофей остался, – мама почесывала за ухом кота, развалившегося у нее на коленях. – Трудно быть кошкой, – печально добавила она. – На улице мерзнешь, кушать нечего. В дом попадешь – все равно от хозяев зависишь. Хорошо, если кормят в любое время вкусненьким и разрешают на подушке спать, а то ведь и выгнать могут. То ли дело люди – сами о себе заботятся, живут в комфорте, да, бедняжка моя?
Задребезжал дверной звонок, и кот, вздрогнув, соскользнул с коленей на пол.
– Кто трезвонит, да еще в такую рань? – нахмурился папа: родители не любили гостей и общались только между собой и с парой коллег на работе.
– Ой, это Лиза Синицына, одноклассница, – уши у Глеба порозовели, – обещал ей с математикой помочь. Я открою? – робко спросил он.
– Открывай,– развела руками мама, – но вам придется заниматься в гостиной, я здесь буду убираться после завтрака.
Глеб побежал в прихожую и распахнул дверь. Лиза, широко улыбаясь, стояла на пороге квартиры.
– Приветик! Прости, я, кажется, время перепутала? Мама подняла в восемь утра, она меня будит по выходным рано зачем-то, а я вспоминала, мы с тобой в десять договорились или в одиннадцать, и решила, что в десять, – болтала Лиза, стаскивая с себя цветную вязаную шапку с кисточкой на макушке. – Я и пришла в десять, потом спохватилась, что надо в одиннадцать, но уже кнопку звонка нажала.
– Ничего страшного, проходи, – Глеб показал в сторону гостиной.
Комнатой почти не пользовались, и Глеб, и родители больше проводили времени на кухне. Значительную часть гостиной занимала громоздкая полированная стенка. Шкафы ее были забиты старыми вещами, пыльными сувенирами и книгами, которые никто никогда не читал, сколько Глеб себя помнил. Напротив стенки жались друг к другу продавленный диван и кресла. Лиза бухнулась на диван, вытащила из рюкзака тетрадь и охапку цветных ручек. Глеб уселся в кресло и раскрыл учебник по математике.
– Крайние члены пропорции – двенадцать и четыре, – втолковывал Лизе Глеб. – Понимаешь?
– Нет… – грустно сказала Лиза. – Я даже не понимаю, что такое «пропорция». Сделаем перерыв? – спросила она жалобно.
