Третье десятилетие нового тысячелетия началось с очередного набора стимуляторов склонного к мрачности воображения. В Австралии еще бушевали лесные пожары, охватившие площадь, превышающую размеры Австрии и Венгрии вместе взятых, они выбрасывали в небо 70-метровые языки пламени, погубили 34 человека и свыше миллиарда животных, а дым от них через Тихий океан дотянулся до Аргентины, попутно окрасив коричневым снега в Новой Зеландии, как вдруг на продуктовом рынке в китайском Ухане откуда ни возьмись выпрыгнул вирус[1]. На рынке торговали самыми разными дикими животными. Там можно было купить волчат, а еще цикад, ежей, белок, лисиц, виверр, черепах, саламандр, крокодилов и змей. Первые исследования указали на крыс как на источник вируса. Со своего природного носителя вирус «перепрыгнул» на некоторые другие виды – первыми под подозрение попали панголины, – а уже с них переместился на какое-то из циркулировавших между прилавками человеческих тел. Пациенты потоком устремились в больницы. Один из первых, в целом вполне здоровый мужчина в возрасте 41 года, работавший на этом рынке, неделю промучился от высокой температуры, сухого кашля, тяжести в груди и различных болей (в течение этой недели по совпадению температура в пораженных штатах Австралии скакнула выше сорока градусов), а потом его срочно доставили в отделение интенсивной терапии.
После этого вирус распространился по миру со скоростью импульса в сети высокого напряжения. В начале февраля 2020 года умирало около пятидесяти человек в день, главным образом от острой респираторной недостаточности, то есть от невозможности дышать; в первые дни марта число ежедневных жертв поднялось до семидесяти; к 1 апреля – до 5000, а ныне экспонента приобрела почти вертикальный вид. О хотя бы одном случае заражения объявили 182 из 202 стран, вирус пересек океаны и от Бельгии устремился в Эквадор. Пока наблюдалось все это, на Восточную Африку и Западную Азию обрушились такие стаи саранчи[2], которых еще не было на памяти живых, они покрывали землю, поедали растения и плоды, не оставляя после себя почти ничего зеленого. Безуспешно фермеры предпринимали попытки изгнать саранчу со своих полей. Стаи саранчи закрывали небо, а умирая, насекомые скапливались такими кучами, что мешали движению поездов. Одна из наблюдавшихся в Кении стай заполонила территорию, втрое превышающую площадь Нью-Йорка, и это при том, что нормальная стая должна занимать площадь в двадцать четыре раза меньше, но и она насчитывает до восьми миллиардов особей и способна поглотить столько пищи, сколько съедают в день четыре миллиона человек. В нормальных условиях такие стаи встречаются редко и далеко друг от друга. Обычно саранча придерживается привычного уединенного образа жизни в пустыне. Однако в 2018 и 2019 годах на эти пустыни вследствие аномальных циклонов обрушились ливни и там накопился такой избыток влаги, что личинки саранчи размножились в количествах, поставивших под угрозу обеспечение продовольствием десятков миллионов человек почти так же, как вирус.
Всадники Апокалипсиса не скачут поодиночке, чума не появляется в каком-то одном месте. Казалось, впереди язвы и гром, и мор, и гниющие реки, и дохлая рыба, и лягушки в квашнях. Сегодня, когда пишутся эти строки, в первые апрельские дни 2020 года, общее число зарегистрированных случаев коронавирусной пандемии вот-вот преодолеет миллионный порог, число смертей приближается к 50 тысячам, и никто не знает, чем все это закончится. Перефразируя Ленина, десятилетия оказались втиснуты в недели, мир движется на более высокой передаче, заставляя подвергать сомнению любые прогнозы. Однако если обналичить кое-какие чеки, выписанные воображению, то мы получим перегретую планету, населенную людьми с высокой температурой: глобальное потепление плюс пандемия, а трущобы, например в Мумбае, погружаются в море вместе с умирающими от пневмонии обитателями. В трущобном Дхарави уже выявлен первый заболевший коронавирусом. Там, в скученных кварталах, в условиях почти полного отсутствия санитарии, проживает миллион человек, и при каждом шторме трущобы грозит залить водой. Тогда появятся лагеря беженцев, в которых патогены «проедают» себе путь по скученным телам, словно горящий фитиль по бикфордову шнуру. Нельзя будет выйти на улицу и потому, что станет слишком жарко, и из-за обилия заразы. Поля потрескаются от солнца, и некому будет их обрабатывать, а с другой стороны, коронакризис начался с обещаний возвращения к нормальной жизни, причем обещаний непривычно громких и внушающих доверие, потому что болезнь, как казалось, угрожает системе гораздо меньше, чем, скажем, крах инвестиционного банка. Вирус – воплощение экзогенного шока. Он исчезнет месяцем раньше или месяцем позже. Возможна вторая волна, но уж после нее – все. Вакцина задушит пандемию. Все принимаемые против вируса меры, например отгораживающие улицы полицейские ленты, преподносятся как временные, и нам легко представить себе планету вернувшейся на круги своя. Улицы вновь заполнятся народом. Покупатели со вздохом облегчения выбросят маски и ринутся в торговые центры. Все подспудно мечтают начать ровно с того места, на котором остановились, когда ударил вирус, и мечта эта будет реализована с огромным удовольствием: авиалайнеры вновь бороздят небо, а за ними, как после зимы, распускаются белые инверсионные следы. Личное потребление станет еще притягательнее, чем когда-либо. Кто захочет после такого трястись в переполненном автобусе или поезде? Будут наращиваться все новые мощности автомобильных и сталелитейных заводов, шириться добыча угля, а запасы ресурсов начнут приводить в соответствие с цепочкой поставок. Скрытые от глаз, вновь заработают нефтяные буры.
