С появлением Малькольма Фокса в комнате раздались аплодисменты.
– Да ладно вам, парни, – отмахнулся он, водружая свой обшарпанный портфель на ближайший к двери стол. Кроме него, в офисе находились еще двое сотрудников отдела контроля. Пока Фокс снимал пальто, шум утих и они вернулись к своим делам. Прошлой ночью в Эдинбурге снегу выпало на три дюйма. Подобное событие в Лондоне парализовало все уличное движение неделю назад, но нынче утром Фоксу удалось добраться до работы – да, судя по всему, и остальным тоже. Мир снаружи ненадолго стал белым и чистым. Выйдя утром из дома, Малькольм заметил во дворе следы: его дом стоял позади городской площадки для гольфа, и где-то неподалеку обитало семейство лисиц. Может, поэтому в полиции за ним водилось прозвище Фокси[1], но сам Малькольм не считал себя лисьего племени. Если уж на то пошло, скорее медвежьего. Один из его предыдущих начальников говорил, что Малькольм – как медведь: двигается к цели медленно, но верно, злится редко, но в гневе страшен.
Тони Кай, с огромной папкой под мышкой, подошел и хлопнул Фокса по плечу, ухитрившись при этом ничего не уронить.
– Молодцом, как всегда, – сказал он.
– Спасибо, Тони, – ответил Фокс.
Региональный штаб полиции Лотиана располагался на Фэттс-авеню, из некоторых окон был виден Фэттс-колледж[2]. Никто из его выпускников не числился в рядах сотрудников отдела контроля и жалоб, хотя попадались парни из других частных школ. Фокс получил самое обыкновенное государственное образование – в Боромьюре, потом в университете Хериот-Ватт. Он болел за футбольный клуб “Харте”; правда, с годами почти забросил это увлечение по причине нехватки времени. Регби же его не интересовало совершенно, даже во время чемпионата Кубка шести наций[3], который проходил здесь, в Эдинбурге. Февраль был объявлен “месяцем шести наций”, и по всему городу шатались толпы валлийцев, переодетых драконами, с гигантскими надувными луковицами[4] на веревочках. Впрочем, на этот раз Фокс собирался посмотреть матч по телевизору, а то и заглянуть по такому случаю в паб. Он уже пять лет как завязал с алкоголем, но на протяжении последних двух стал позволять себе время от времени пропустить стаканчик. Однако лишь в том случае, если он был в подходящем расположении духа, а именно – полностью уверен в себе.
Малькольм повесил пальто на вешалку и решил, что можно, пожалуй, снять и пиджак. Некоторые его коллеги считали, что подтяжки – это для модников: слишком экстравагантная и в общем-то лишняя деталь туалета. Но Фокс недавно сбавил в весе, а брючных ремней не любил. К тому же подтяжки Малькольма были вовсе не броскими – темно-синие на голубом фоне чистой выглаженной рубашки. Бордовый галстук завершал его сегодняшний наряд. Фокс аккуратно повесил пиджак на спинку стула и сел. Клацнув замками портфеля, он извлек из его недр то, что послужило причиной утренних аплодисментов, – дело некоего Глена Хитона. Это были плоды долгих усилий – на получение этих материалов у Фокса и его команды ушла добрая часть года. Теперь случаем заинтересовался финансовый отдел прокуратуры; Хитону предъявили обвинение, и на горизонте маячил суд.
Глен Хитон: пятнадцать лет службы в органах внутренних дел, из них одиннадцать – в отделе уголовных расследований. И все эти годы он трактовал закон по-своему: сплошь и рядом обходил его без лишней щепетильности и знай себе набивал карманы. Но со временем безнаказанность завела его слишком далеко: Хитон начал делиться информацией не только со своими приятелями из СМИ, но и с самими преступниками. Тут-то на него и вышли сотрудники отдела контроля.
Полностью он назывался “отдел контроля и жалоб”. В его обязанности входило наблюдение за деятельностью остальных органов полиции. Их еще называли “резиновые подошвы” или “бригада в мягких туфлях”. Внутри отдела находился еще один – отдел профессионального контроля: эти, можно сказать, в тапочках ходили. Пока “резиновые подошвы” занимались мелкими насущными проблемами – вроде кляуз по поводу неправильно припаркованной патрульной машины или возмущенных жалоб на соседей-полицейских, которые устраивают по ночам шумные дискотеки, – ОПК расследовал всякие темные делишки. Они выискивали проявления расизма и коррупции. Находили места, где что-то незаконно прикрывают, на что-то смотрят сквозь пальцы. Это были спокойные, серьезные и решительные люди, уверенные в себе и своих полномочиях. Такова была команда Фокса. Офис ОПК составлял по площади примерно четверть всего помещения отдела контроля и жалоб и располагался на отдельном этаже. Хитон довольно давно попал в их поле зрения: вот уже несколько месяцев его домашний телефон прослушивался, записи мобильных переговоров тщательно анализировались, а компьютер проверялся и перепроверялся – естественно, без ведома хозяина. За ним следили, его тайно фотографировали – и теперь Фокс знал о жизни Хитона больше, чем его собственная жена: вплоть до наличия танцовщиц, которым тот назначал свидания, и сына от прежней любовницы.
Многие копы спрашивали контролеров: как им не противно заниматься такой работой? Как можно обращать оружие против себе подобных? Ведь это же офицеры, с которыми вы работали или будете работать в одной команде, бок о бок, “хорошие парни” – вот был их главный аргумент. Но тут сразу всплывала одна тонкость – что конкретно подразумевать под словом “хороший”. Фокс призадумался, глядя на свое отражение в зеркале за барной стойкой, потихоньку цедя очередной безалкогольный коктейль.
