Утреннее солнце подрагивает в облаке выхлопных газов, окрашивая дома в мутно-жёлтый цвет. Из-за торгового центра появляется неопрятного вида мужчина.
Для столь морозной погоды он одет на удивление легко. На мятом пепельно-сером пиджаке и брюках без стрелок видны большие и маленькие пятна, о происхождении которых лучше не думать. Даже внимательному прохожему не придёт в голову, что этот костюм, который и на переработку-то не отправить, когда-то обошёлся владельцу в четырёхзначную сумму.
Мужчина, пошатываясь, бредёт в рассеивающемся тумане. Он осознаёт, что улица ему незнакома, и больше пока не понимает ничего. Он делает глубокий вдох, вбирая в себя туман, и пространство для мыслей в его голове появляется лишь тогда, когда пар изо рта растворяется в морозном воздухе.
Сперва приходят мысли о том, что неизвестно: где он находится, как сюда попал, долго ли шёл, и вообще – кто он такой. Всё вокруг имеет нечёткие очертания, колышется и плывёт, как если бы фотоаппарат с автоматической настройкой резкости не мог поймать фокус.
Мужчина прислоняется к заиндевевшему окну супермаркета. В нос тут же бьёт тошнотворная смесь запахов – мочи и перегара. Человек по ту сторону стекла прижимает ладонь к его ладони, но он не узнаёт в этом человеке себя.
У отражения его черты лица, но белки под нависшими веками покраснели, словно кто-то втёр ему в глаза толчёное стекло. На голове – шапка с логотипом банка, разорившегося много лет назад.
Он проснулся на диване в захудалой двухкомнатной квартирке. Из приоткрытой двери доносились звуки – по телевизору говорили что-то о физиологических процессах. На большой кровати спали двое незнакомцев. Это были люди явно не его круга. На кухонном столе среди пустой тары он обнаружил полупустую бутылку водки «Суоми» и, хорошенько приложившись, убрал её в карман пальто.
Из выпивки сначала был кальвадос, потом коньяк ХО и виски «Савой». Впрочем, это было давно – несколько дней или даже недель назад. Протрезвев, он понял, что утратил чувство времени. Судя по щетине, запой длился дней девять.
Рука, которую он прижимает к стеклу, покраснела от холода. Суставы опухли, пальцы не слушаются, несмотря на все усилия. Он вдруг осознал, как сильно замёрз. И это неудивительно: после неудачной попытки помочиться его забрызганное пальто отправилось в мусорный бак.
Мужчина пытается заговорить с прохожими, попросить их о помощи, но вскоре понимает, что речь бессвязна.
Он видит людей на остановке и направляется к ним, но ноги не слушаются, уводят его в сторону, а затем начинают разъезжаться. В итоге, почти добравшись до навеса, он падает на колени.
Ему протягивают цветы. Их много, они пёстрые, и букет выглядит вульгарным. Мужчину это немного коробит – как-никак вкус у него имеется. И всё же он с улыбкой бормочет слова благодарности девушке в деловом костюме. Кладёт цветы на кафедру, склоняется к микрофону и, глядя на публику, произносит волшебное слово: сострадание.
Люди на остановке расступаются и отводят взгляд. Когда автобус наконец увозит их, в воздухе повисает неслышный вздох облегчения.
«Меня зовут Ханнес Лехмусоя, – вдруг вспоминает мужчина. – Я успешный бизнесмен, известный меценат. Покровитель современного искусства». В этот момент его сфинктер расслабляется и тёплая жижа течёт между ягодиц. Благодаря этому удаётся произнести сквозь зубы первое членораздельное слово: «Чёрт!»
На другой стороне улицы Ханнес видит сквер. Собравшись с силами, он поднимается на ноги, сжимает бедра руками и в таком положении начинает переходить дорогу.
Посреди проезжей части Ханнес останавливается. Мысли немного проясняются. Слышен визг тормозов, и в паре метров останавливается грузовик. Ханнес рассматривает шильдик «Вольво» на кабине. «У меня тоже "Вольво"», – думает он, отпуская собственные бёдра, затем выпрямляется и нетвёрдым шагом двигается дальше. За разделительной полосой что-то проносится перед ним – машина, разумеется, это машина, которая чуть не задевает его. Сквозь тонкую рубашку Ханнес чувствует воздушную волну. Водитель грузовика сигналит. Не удовлетворившись этим, он опускает стекло, высовывается из кабины и орёт. Слов не разобрать. Ханнес плетётся дальше, спотыкается о бордюр, чудом удерживается на ногах, добирается до скамейки и валится на неё.
Сострадание. И ещё одно волшебное слово, по значению родственное состраданию: солидарность.
Когда выступаешь, важно сохранять зрительный контакт с аудиторией, адресовать свои слова каждому из слушателей. Это придаёт речи некую интимность. Возникает впечатление, что общаешься не со всеми людьми сразу, а с каждым в отдельности. Объект обращения можно менять, но лучше не делать это слишком часто.
Я часто слышу, что истинная солидарность ощущается только по отношению к определённой группе людей.
Ханнес не любит использовать возвратные глаголы, это проскользнуло случайно. Стилистическая неточность. Он делает паузу и заглядывает слушателю в лицо. Глаза из-под меховой шапки смотрят испуганно. Детские черты. Ребёнок отступает на шаг. Кто-то осторожно трогает Ханнеса за плечо.
