Эту историю мне поведал в Рангуне человек по фамилии, кажется, Торренс – хотя точно не помню, да, возможно, я и не знал, как его зовут. Я в самом деле не знаю о нем почти ничего, за исключением того, что он явно верил в этот рассказ. По его словам, он все услышал от самого Джона Зильбермайстера, и я в этом не сомневаюсь. Зильбермайстера Торренс запомнил как самого заурядного верзилу, на редкость прямого в высказываниях и начисто неспособного разглядеть шутку. Что, кстати говоря, относится и к самому Торренсу. Он сказал, что специально это проверял и в названное Зильбермайстером время Северная Тихоокеанская действительно доходила до Эндертона; кроме того, у Зильбермайстера не было очевидных мотивов лгать. Плести басни, как рикша, Торренс не умел, стало быть, и этого всего тоже не выдумал. Так или иначе, за что купил, за то и продаю.
Торренс, человек простой, на склоне лет довольно серьезно увлекся «Христианской наукой». Он занимал немаленькую должность в железнодорожной компании и, по всей вероятности, был одним из самых деятельных ее работников. Послушать его, так авария на железной дороге невозможна в принципе, разве что по причине помутнения рассудка. Умер Торренс, кажется, два года спустя после того, как поделился со мной этой историей; ради его же блага надеюсь, что он сохранил веру в догматы «Христианской науки» до самого конца, ибо нуждался он в них отчаянно. Он скончался от холеры в Банмо в 1904 году.
Торренс показал мне рангунские антикварные магазины, и с его помощью я выискал пару интересных вещиц среди множества современных суррогатов – называть их подделками несправедливо, – заполняющих витрины торговцев. Одна из них – бронзовая змейка, которая сидела, свернув округлый хвост, и подмигивала мне рубиновыми глазами в бильярдной «Стрэнда», пока Торренс рассказывал историю; помню еще, что с отмели Гастингса как раз подходил калькуттский пароход и время от времени стонал на реке, точно заблудшая душа. Жара стояла страшная. Средств от москитов, к которым уже привыкли в Индии, в Рангуне нет. На всю комнату был один жужжащий электрический вентилятор, но зону обдува целиком захватили два немецких торговца бриллиантами и их облаченные в черное жены.
– Несколько лет назад, – сказал Торренс, – ко мне пришел человек по имени Зильбермайстер. Он предъявил отличные рекомендации и спросил, нельзя ли ему устроиться на строительство новой ветки, ведущей к юньнаньской границе. Это было еще до того, как Керзон закрыл весь проект. Смею заметить, Керзон поступил верно. Дорога на северо-восток и по эту, и по ту сторону границы – дело чрезвычайно дорогое, а возможно, и неосуществимое. Ветка должна была пройти через глубокие ущелья – Зильбермайстер называл их «каньоны». Спуск зигзагом, с помощью возвратных тупиков, вниз, ко дну, а затем подъем обратно наверх, – другого способа перебраться через ущелье никто не придумал; а при таких огромных предварительных расходах перевозки едва ли принесли бы и один процент прибыли. Но мы в Рангуне хотели установить прямое сообщение с Китаем по политическим причинам, и если бы индийские власти согласились разделить затраты поровну, Бирманские железные дороги взялись бы за строительство.[1] Зильбермайстер с его опытом в прокладывании дорог идеально подошел бы для этой работы. Он оставался в Рангуне, пока в Калькутте решали судьбу проекта, и мы часто виделись. Как-то вечером Зильбермайстер рассказал мне свою историю, и думаю – если я хоть что-то о нем понимаю, – он говорил правду.
За несколько лет до этого, когда крупный нью-йоркский синдикат, на который работал Зильбермайстер (и еще тридцать тысяч человек), продвигал строительство Северной Тихоокеанской в Небраске, он месяца три был начальником конечной станции в Эндертоне. Вся станция – крепкая деревянная хижина у путей. Номинально поезда доставляли туда пассажиров, но на деле редко кто ехал дальше Каслтона, сурового пионерского поселения, разросшегося уже до полудюжины магазинов, семи «гостиниц», будки с электрогенератором и тридцати-сорока деревянных домов с вычурными названиями. Продолжение железной дороги от Эндертона как раз строилось. Землекопы были в основном итальянцы. Дело было трудное, работы на отрезке протяженностью около восьми миль приостановили из-за постоянных обвалов на склонах берегов маленькой, наполовину пересохшей речки. Как-то утром в четверг берег осыпался, и погиб рабочий-итальянец. Событие это было вполне заурядное; всем землекопам известно, что ради большого дела им приходится жертвовать жизнью, и в целом людские потери на этом участке Северной Тихоокеанской были меньше ожидаемых. В строительном городке, вмещавшем от трехсот до четырехсот рабочих, как всегда, дежурили полицейские.
Конец ознакомительного фрагмента.
