Глава первая. Смерть в оправе жизни.
Это была одна из тех зябких лунных ночей, что так вдохновляют поэтов на сочинение великих произведений, а протяжный волчий вой навевающий тоску на горожанина, скучающего у домашнего очага, одновременно вселяет ужас в одинокого путника, заблудившегося в лесу. Но холодная сталь меча, сжимаемого в руке, хоть и не могла согреть тело, зато согревала душу человека затаившегося в тени дома, стоящего в одном из бедных кварталов городка Кратус. Кровь ручейками стекала с его запястья, и капала ему под ноги. Но он не мог отвлечься для того, чтобы перевязать себя и остановить кровотечение. Всё его внимание было сосредоточенно на шагах, которые доносились с крыши. Они явно приближались. Ещё утром Конан, вполне довольный жизнью, входил в этот городок, и вот сейчас на него шла охота. Охота, в которой он был не просто жертвой, а раненой жертвой, по кровавому следу которой уже пустили собак, а охотники предвкушают знатный трофей.
Всего несколько дней назад, Конан шёл по тенистой лесной дороге. И казалось, что не было никого счастливее его на свете. За поясом покоился крепкий нож, в заплечном мешке лежала фляга с водой, а в кошеле звенело несколько серебряных монет, которые здесь было совершенно негде потратить. Свой меч он сломал прошлым вечером в схватке с напавшими на него разбойниками, которых было полно в этих местах. Первых двоих, с ножами, он уложил без особого труда, дрянные из них оказались бойцы, а вот последний, третий, доставил хлопот. И откуда только в этой глуши он взял боевой молот? От его удара меч Конана разлетелся на куски. И киммерийца спасла лишь его свирепость. Бросив бесполезный обломок меча, он со всей силы ударил бандита в челюсть. Челюсть не выдержала удара и сломалась, так же как не выдержала и шея разбойника, когда Конан её свернул.
Осмотрев молот, Конан увидел, что рукоятка изрядно подточена жучком, а сталь изъедена ржавчиной. Выбросив этот хлам, он выломал себе приличную дубину, которая теперь и покоилась на его плече.
Внезапный грохот в стороне от дороги привлёк его внимание и заставил остановиться. Насторожившись, он свернул в чащу, и пошёл в этом направлении. Всегда лучше знать, что тебе может угрожать и быть готовым к этому, чем трусливо прятаться, в надежде, что неизвестное лихо обойдёт тебя стороной. Хотя не только эти мысли подталкивали его, природная любознательность и жажда приключений были, скорее всего, его главными мотивами.
Вековые ели обступили его. Ветер играл в их кронах, и казалось, что деревья разговаривают друг с другом, поскрипывая и касаясь соседних веток. И это были единственные звуки, которые слышал Конан. В лесу наступила могильная тишина. Ни птицы, ни звери, ни даже насекомые не подавали никаких признаков жизни. Замерев на мгновение, киммериец начал красться к месту, где, по его мнению, был источник странного шума.
Голубое, безоблачное, бездонное небо, чистое как душа новорожденного, нависло над круглой поляной, усеянной телами. Оно плескалось в распахнутых настежь мёртвых глазах, устремлённых ввысь. А вокруг стоял молчаливый девственный лес, где деревья великаны, не раз становились свидетелями чей-то гибели. Хотя в этот раз им представилось воистину необычное зрелище. И дело было вовсе не в мертвецах, так и оставшихся в седлах, и умерших лошадях, навсегда сросшихся со своими хозяевами. Ни одного обнаженного меча, ни капли крови, ни даже страха на лицах погибших. Только смерть и серые лица, радостные – ещё хранящие улыбки, суровые – всё ещё настороженные. Словно молодые весенние побеги побитые градом внезапно налетевшего урагана. Поляна была довольно велика, её смело можно было назвать небольшим полем, но сразу бросалось в глаза, что люди если и бывают здесь, то только проездом. Дорога тянулась строго через центр, от одного края к другому, появляясь и исчезая в зеленых дебрях. Покрытая не особо высокой травой, она навевала чувство покоя и безопасности. Здесь можно не опасаться внезапного нападения – до леса далеко. Поляна имела в поперечине тысячу шагов, и, находясь посередине, не был страшен ни какой лук, притаившийся в чаще. А незаметно подкрасться по открытой местности к отлично вооруженному конному отряду, практически невозможно. Да и какой безумец решится на это? Только выйди из своего лесного укрытия, и тут же будешь пронзен стрелами кавалеристов. А отряд был что надо. Любой бродяга или разбойник, сразу бы определил, что это скорее военный конвой, сопровождающий важную персону, а не торговый караван. И поживится здесь если и есть чем, то достанется это настолько дорогой ценой, что мало кто согласился бы её заплатить. Ибо отряд состоял из сотни крепких, закованных в сталь, опытных бойцов, повидавших многое, но ещё не утративших ни быстроты, ни силы, ни боевого задора. В равной степени дисциплинированных и отважных. Каждый на своём месте, каждый знает своё дело. Что бы ни случилось. Настоящие львы! И теперь, золотой лев, вышитый на знамени отряда, лежал на серой траве, чтобы больше никогда не подняться. И эта серость и это золото, так контрастировали с бурной зеленью весны, бушующей вокруг. Ибо центр поляны, был словно выжжен. Круг внутри круга. Серый внутри зеленого. Смерть в оправе жизни. Казалось, будто сам Нергал начертил это, создал границу, отделяющую его царство, от царства Митры. Сделай шаг, и назад пути уже не будет.
