22 апреля, 2023 год.
Она не любила такси. Это всегда оказывалась русская рулетка. Она предпочитала слушать музыку и молчать всю дорогу, разгребая новые сообщения и на автомате листая ленту новостей. Иногда везло, но чаще всего водитель оказывался из болтливых. В этот раз, видимо, сама вселенная была на её стороне, потому что водитель ни слова не сказал, даже когда заметил хлещущие из глаз слёзы. Добираться до пункта назначения было примерно полчаса. Где-то на пятой минуте таксист чуть опустил стекло и протянул ей пачку сигарет с зажигалкой. Он не мог знать наверняка, курит ли она. Бывают люди с такими лицами, к губам которых так и хочется приложить сигарету. В этот день у неё было именно такое лицо. И она, какое совпадение, курила.
Она с немой благодарностью посмотрела на водителя через зеркало дальнего вида, утерла слёзы и прикурила. Он заметил обручальное кольцо. Очень скромное, серебряное, без гравировок и камней. Когда по встречной полосе проехала машина и сверкнула фарами, белый свет залил её лицо, и за мгновение водитель также разглядел свежий лиловый синяк, переходящий со скулы на челюсть. Лицо у неё всё равно было красивое: очень тонкие черты, острый подбородок, восточный разрез глаз. Волосы выкрашены в кричаще-розовый цвет, пара маленьких колечек в каждой ноздре. Она курила и плакала, и рука, держащая сигарету, дрожала. Рука молодая, без пигментных пятен и морщин, а ещё очень маленькая, с торчащей косточкой у запястья.
Машина проехала и свет погас. Девушка снова спряталась в темноте, только огонёк сигареты давал понять, где находится её лицо. Доехали они в тишине.
Когда она скромно произнесла: «Спасибо большое», голос осип и сорвался. Ему очень захотелось сказать ей что-то. Когда ты полчаса проводишь наедине с плачущей девушкой, которая явно пережила что-то страшное, внутри всё дрожит и требует принять форму каких-то слов. Он не был сентиментален, и уж тем более не питал слабости к малолетним неформалкам. Но эти глаза, та благодарность, с которой она посмотрела на пачку сигарет! Так замёрзший на улице щенок смотрит на человека, который завернул его в плед и положил рядом с батареей.
Он резко развернулся и успел выпалить, пока она не хлопнула дверью:
– Теперь всё будет хорошо!
Девушка застыла на несколько секунд, глядя в пустоту. Глаза у неё были тёмные. Скорее всего, карие.
– Да, – шепнула она и улыбнулась, – теперь точно всё будет хорошо.
Было видно, как она сомневается, повторяя эти слова. Будто нарочно растягивая их, чтобы осознать значение. Но она улыбалась. Скорее на автомате, чем искренне. И улыбка была очень красивой. С такой улыбкой точно всё будет хорошо, – подумал про себя водитель, проводил пассажирку взглядом и уехал. Больше они никогда не встретились.
***
ЗА ДЕНЬ ДО ЭТОГО.
Однокомнатная квартира на одиннадцатом этаже. Ночь. В воздухе вместе с пылью витает тяжёлый запах хмеля. Вся квартира по периметру потолка обтянута светодиодной лентой. В ту ночь она горела зелёным. Кира лежала лицом к стене. Её укачивало рваными толчками взад-вперёд, иногда тыкая носом в шершавую обивку дивана. Сзади тяжело пыхтел Миша. Полчаса назад он приговорил двенадцатую бутылку «Амстелла» и чуть не заблевал всю постель. Перед тем, как лечь, Кира отвела его в ванную, побрызгала водой на лицо, подержала включённый душ над головой. Затем заботливо, трясущимися руками вытерла полотенцем его отросшие волосы. Когда закончила, Миша стиснул её в медвежьих объятиях. В этот момент она испытала невероятный прилив нежности, ведь, очевидно, он благодарил её за беспокойство и помощь. Но потом этот прилив перекрыло сосущее, накатывающее волнами чувство страха. И оно не проходило до сих пор.
Кира всегда соглашалась, даже если не хотела. Ей казалось, что так она помогает. Так они «мирятся». Мама с папой всегда делали так. Когда они ссорились, а вечером Кира ворочалась в попытках уснуть под стоны и вздохи, на следующий день они снова вели себя как самые счастливые люди на свете. Поэтому она сейчас тыкалась носом в спинку дивана. Она верила, что как только это закончится, и Миша уснёт, завтра солнце над их любовью снова взойдёт, и он обнимет также нежно, как обнимал, когда они только начали жить вместе. Но это не заканчивалось.
Они обсуждали детей. Кира представляла шустрого мальчугана с такими же пшеничными волосами, как у Мишы, и такими же светлыми длиннющими ресницами. Она бы не водила его на стрижки, чтобы волосы у него росли длинными, как у отца. Она видела, как наяву: она расчесывает каждую прядь и бережно вплетает её в колосок, а малыш сидит перед ней и нетерпеливо ёрзает на стульчике. Она видела его голубые глаза, напоминающие лёд на самом прозрачном в мире водоёме. Видела, как он хмурится. Так же, как Миша. Она всё это видела и, в целом, была готова через несколько лет подарить Мише этого малыша.
Когда Миша напивался, всегда поднимал эту тему. Говорил, что только ему решать, когда у него появятся дети – она не имеет права «диктовать свои правила». Кира отворачивалась и тихо плакала в подушку, а на утро Миша нежно обнимал её, и в глазах цвета Байкала не было ни одного намёка на воспоминания о минувшей ночи.
