Я рыбачил на берегу маленькой речки, ушел от семейной суеты в надежде побыть в уединении на лоне природы. Уже вечерело, и я разжег костер, чтобы сварить на нем уху из нескольких пойманных плотвичек. Дым, исходящий от костра, отгонял наглых кровопийц комаров. Тишина, к вечеру даже ветер как будто уснул.
Речка находилась около кладбища, но меня такое соседство не смущало, современного городского человека сложно чем-то удивить. Тем более напугать. Я разложил свои вещи в брезентовой палатке и уже захотел спать. Удочка в воде ожидала клевка, о котором бы меня известил колокольчик. Я улегся на спальный мешок сверху и начал дремать.
Вдруг снаружи я услышал дребезжание, будто старая телега ехала по кочкам, что-то щелкало, как музыкант, играющий на ложках. Я испугался, вдруг это какая-нибудь воровская шайка, которая хочет поживиться чужим имуществом и вытащил складной ножик в ожидании.
Неожиданно в мою палатку с большим любопытством заглянуло лицо, вернее голый череп. Я закричал от испуга и почувствовал, что теряю сознание. Через какое-то мгновение я очнулся на берегу реки, около меня сидело странное тело, одетое в заплесневевший саван с пятнами, к подолу которого присохли мертвые черви. Чтобы я очнулся, полуистлевший покойник набрал в рот воды и выплеснул ее на меня.
Я открыл глаза и проклял себя за то, что не умер несколько мгновений назад. Передо мной сидел мертвец. Неожиданно то, что когда-то было человеком начало говорить.
– Как вы себя чувствуете? Я испугался, что Кондратий вас прибрал к себе и уже хотел сказать: «Добро пожаловать в наш мир».
– Кто вы? – дрожащим голосом спросил я.
– Меня зовут Никанор Никифорович Пантелеев, 1931 года рождения. А как вас величать, сударь? – поинтересовался Никанор Никифорович.
– Зовите меня просто Сергей.
Рядом с покойником стоял его гроб, изъеденный временем и червями, больше напоминающий дырявую посудину. Мертвец указал на него и сказал:
– Вот полюбуйтесь на мой гроб, это мой дом и мое убежище, что с ним стало, он давно пришел в негодность. Вы знаете, что такое гроб для покойника?
– Догадываюсь, – процедил сквозь зубы я.
– Именно он является той лодкой, что переправляет нас в мир мертвых. Вы посмотрите на это творение. Это ширпотреб! Разве можно мочить такой гроб, он же разваливается на ходу. А мне, между прочим, еще лежать в нем многие века. Мои родственники отдали за него кучу денег, а он ни на что не годен. Конечно, я мечтал о дубовом гробе, но мои финансы были на исходе. Все деньги, которые я откладывал на похороны, пришлось отдать непутевым детям, которые не умеют правильно строить свою жизнь. Теперь мне приходится довольствоваться остатками. Вообще, вы живые люди – ужасные существа, неужели я таким был при жизни, не понимаю, – скелет почесал череп костлявой рукой, после залился приступом кашля. Откашлявшись, он продолжил свой монолог.
Вы знаете, на неделе я простыл. Скажите пожалуйста, кто же кладбища располагает в долине рек и на болотах? Ей богу, весной я как в джакузи, только что гидромассажа нет, хотя гниение тела выдает жалкие буль-буль. Я в своем гробу как в ванне. Из-за этого развиваются костные болезни и мне приходиться выходить на поверхность греться. Сыро мне в моем ложе. Кости в такой среде гниют быстрее, а мне хочется еще немного просуществовать. Самое страшное в том, что в реку могут попасть останки трупов: вода, которая подмывает наши кости, попадает в реку и отравляет ее. Получается река мертвых, будь она неладна.
Покойник высморкался в остатки своего савана, потер нос, вернее то, что от него осталось. Я, наблюдая за этим действом, почувствовал тошноту. Мой новый друг продолжил:
– Мои проблемы начались задолго до того, как я лег в гроб. Проблемы начались гораздо раньше. Когда я умер, скорбеть по мне было некогда: все мои родственники были заняты поиском денег на мои похороны.
Никанор обратился ко мне:
– Вы знаете, сколько сейчас стоит место на кладбище?
– Нет, я как-то не интересовался этим. – Меня прошиб сильный озноб, а может давал знать сильный испуг.
– Зря, милочек, зря! Вам пора задуматься об этом, хотя бы потому, что вам уже надо начинать копить деньги на похороны. Да, это дорогое удовольствие, помирать не захочешь, жил бы вечно и не умирал, но организм – не вечный двигатель, иногда перестает работать. Так вот, когда я покинул мир живых, то у моей семьи не было денег на похороны, то, что дал «собес», будь он неладен, хватило только на саван и белые тапочки, да и то, одежда уже давно пришла в негодность. Не было денег за место на кладбище, оно и понятно – это полугодовая зарплата моего сына, а ему еще семью кормить надо. Когда я скончался, похоронные агенты облепили его, набросились, как вороны на падаль, и давай терзать своими предложениями, мол, от какого дизайнера вам гроб, какого цвета саван, что за вино вы предпочитаете на поминках, кутью делать с изюмом или курагой или какими другими сухофруктами. Не до жиру было. Сын был в скорби, поэтому не мог адекватно соображать. Они столько денег с него содрали, обобрали как липку.
