Настя бежала прочь от дома, от мужа, который в пьяном угаре переставал различать реальность и бред. Хмель превращал его в зверя лютого и беспощадного, переворачивая всю сущность его человеческую с ног на голову.
Солнышко днём растопило снег, а вечерний мороз превратил тропинку в гладкую конькобежную дорожку. Настя старалась придерживаться её края, там было не так скользко. Яблони, протягивая свои ветки, пытались зацепить испуганную беглянку то за волосы, то за тонкий халатик, (убегая от мужа, она не успела накинуть на себя что-то тёплое). Корочка льда, ломаясь, под ногами, издавала такой оглушительный треск, что Насте казалось, будто её шаги слышат на километры вокруг. В начале весны вечера особенно тихи. Вьюги и метели остались далеко позади, а певчие птицы ещё не вернулись из тёплых стран, листвы ещё нет, и ветру нечем шуметь в кронах деревьев. Видно поэтому, каждый звук, даже тихий, уподоблялся грому.
Чёрное небо без единой звёздочки окутывало продрогшую землю безмолвной безграничной пустотой. Старая липа у ворот, стоящая рядом с фонарём, пытаясь заполучить для себя весь свет от яркой электрической лампы, возомнила себя единственной, имеющей право на такую роскошь. Свои ветки-сети она распределила так искусно, что даже самый далёкий, самый маленький сучок, получал свою порцию ярких лучей. Настя запыхалась и замёрзла, пока добралась до дома своей единственной подруги. В темноте споткнулась о кошку, сидевшую на крыльце в ожидании, когда хозяева впустят её в тёплый дом. Та, не предполагавшая такого вероломства, завопила на обидчицу во весь голос и сорвалась с места, по пути опрокинув пустое ведро. Катясь по ступенькам, ведро грохотало так, будто поезд сошёл с рельсов.
На шум вышла хозяйка, зажгла свет и открыла дверь.
–Батюшки святы! – запричитала она, – Заходи скорее, замёрзла ведь!
Быстро сняла со своих плеч пуховую шаль и закутала в неё Настю, а та, молча вошла в дом, и сразу прильнула к тёплой изразцовой печке – хозяйской гордости. Насте было и стыдно, и горько за то, что такие поздние посещения становились всё чаще и чаще, но что-то изменить она была не в силах. Её подруга мигом заварила ароматный чай и, отсчитав в рюмку капли пустырника, протянула дрожащей гостье.
–Пошли на кухню, чаем греться будем! – сказала хозяйка, а сама вздохнула и покачала головой.
Встретив во взгляде подруги немой вопрос: «Ну, сколько ещё ты будешь это терпеть?», Настя предупредила все её нравоучения:
–Мил, только не начинай. Я знаю всё, что ты сейчас скажешь, и понимаю, что в чём-то ты права, но давай сегодня без этого, мне и так тошно.
Мила возмущённо подпёрла бока и уже открыла рот для возражений, но Настя отрезала:
–А то сейчас уйду.
Хозяйка дома махнула рукой, поняв, что спорить бессмысленно, взяла за плечи подругу, проводила на кухню и усадила её за стол, сама же присела напротив со словами:
–Нет, вы только посмотрите на неё! Уйдёт! И куда ты уйдёшь? Вокруг на пять километров только дикие волки живут, а самый дикий из них – твой муженёк. Ладно, не буду я тебя мучить своими причитаниями, пей чай, согревайся.
–Мил, может, сделаешь свой глинтвейн? Я думаю, что одним чаем мне не спастись, – попросила Настя, которую била мелкая дрожь.
–Твоя правда. Давай, подруга, почаёвничаем чем-нибудь покрепче.
Мила смешала домашнее вино, мёд, корицу, гвоздику, сушёные яблоки и какие-то пряности, подержала на огне и разлила по чашкам. Согревающий душу аромат заполнил кухню. Настя взяла горячий сосуд в ладони, стараясь через кожу вобрать всё его тепло.
Подруги вспомнили беззаботную юность, посмеялись и поплакали вместе. Когда Мила поняла, что Настя немного успокоилась и пришла в себя, то постелила ей в маленькой уютной комнатке, которая планировалась, как комната прислуги. Но помощницей по хозяйству Мила так и не обзавелась, с домашними делами она превосходно справлялась сама, и комнатка почти всегда пустовала. Настя поначалу отказывалась оставаться на ночь, объясняя, что муж, наверное, уснул, и теперь можно вернуться домой без риска для жизни. Милу это не убедило.
–Нет уж, подруга, и разговору об этом быть не может. Ты уйдёшь, а я не спи всю ночь, думай, что там твой деспот ещё натворит. Остаёшься, и баста. Иначе придётся будить Димку, свяжем тебя и спать уложим, – строго сказала она, а у Насти уже не было сил сопротивляться.
Она долго не могла уснуть, всё перебирала в голове сегодняшние события, ища причину гнева своего благоверного. Но искать эту самую причину давно уже стало занятием бесполезным, как только он напивался, то терял человеческий облик, и тогда нужно было убираться подальше, бежать и прятаться, пока алкоголь не свалит его с ног. Наутро он ничего не вспомнит и не поверит в то, что он мог поднять руку на жену. А может, просто сделает вид, что не поверит, чтобы не просить прощения.
Проваливаясь, в сон, Настя подумала, как хорошо, что мама далеко, и не знает о таких невесёлых изменениях в жизни дочери. Иначе она немедленно забрала бы её обратно во Владивосток под своё сильное и властное крыло.
Её мать считалась лучшим стоматологом в городе, но кроме этого имела очень серьёзную коммерческую жилку. Во времена всеобщего перестроечного хаоса она смогла взять кредит и открыть свою стоматологическую клинику. В то время, когда полстраны сидели на голодном пайке, она умудрялась не только вовремя рассчитываться с банком, но и платить достойную зарплату своим работникам. А когда миновали самые трудные годы, то одна за другой были открыты ещё несколько стоматологических клиник. Эта сеть отнимала всё время у своей создательницы, поэтому Настя почти не видела свою мать, её воспитанием занимались бабушки. Но мама твёрдо держала руку на пульсе всего, что происходило с её дочерью, пока та не уехала в Москву поступать в институт.
